Котов распалился, говорил быстро, резко, помогая себе взмахами руки.
Рощенков хмуро слушал. И всем стоящим рядом — оперативникам, экспертам, военным — было понятно, что майор скорее всего прав. Просто полковнику не хочется верить в худшее. Ведь если террористам удастся использовать похищенные мины, последствия окажутся самыми неприятными как в общем, так и в частности. И Рощенков пострадает в первую очередь. Именно его сделают козлом отпущения.
— Ну допустим, — буркнул полковник. — А вывод?
— Работать. Выяснять детали. Например, откуда у террористов информация о времени прибытия состава и характере груза? Откуда им известно о том, кто являлся начальником склада тактических боеприпасов? Откуда у них оружие? Наконец, почему именно этот городок, а не какой-нибудь другой? Может быть, по ходу разработок всплывет информация о личностях террористов.
— Хорошо. Вы молодец, Александр Яковлевич. Схватываете на лету.
Рощенков сказал это таким тоном, что всем стало ясно: не рад он сообразительности Котова. Не рад в основном потому, что сообразительность эта не сулит ничего, кроме огромных неприятностей.
К ограждению подошел один из оперативников.
— Александр Яковлевич, товарищ майор!
— Да? — моментально повернулся тот. — Что? Нашли что-нибудь?
— Нашли. — Оперативник едва заметно улыбнулся. — Во-первых, две сгоревшие машины в лесу, километрах в десяти отсюда. «УАЗ» «Скорой помощи» и пожарный «ЗиЛ». Во-вторых…
Он на секунду смолк театрально, и Котов тут же взорвался:
— Не томи, Макар, мать твою за ногу!
— Один из пожарников видел человека в форме капитана, который стоял у дверей склада как раз во время ограбления.
— Ну? — Котов хлопнул в ладоши. — Отлично! Превосходно! Погрузи этого парнишку в машину и к нам, в управление. Запротоколируй показания, и быстренько составьте фоторобот.
— Хорошо, Александр Яковлевич.
— Ну вот, один у нас есть, — Котов повернулся к начальнику. — Пока не забыл. Знаете, что нужно обязательно сделать, Савелий Павлович?
— Слушайте, майор, вы не забывайтесь, — возмутился Рощенков. — Все-таки пока еще я начальник, а вы — подчиненный.
— Я помню, Савелий Павлович, помню, — ответил Котов серьезно. — И все-таки.
— Ну и что же я должен сделать, по-вашему?
— Сообщить о похищенных минах Президенту и Совету Безопасности. Настоять на введении чрезвычайного положения. Иначе потом, когда мины «всплывут», собак навесят именно на нас.
— Надо же, какая уверенность! — не повышая голоса, сказал Рощенков.
— Просто я смотрю на вещи трезво, — так же тихо ответил Котов. — Для чего похищали мины? На продажу? Не те люди. Да и смешно. Спрос на столь большую партию ядерных боеприпасов так или иначе породил бы «волну». Мы бы знали. Похищать такое количество ядерной взрывчатки, не имея конкретного покупателя, бессмысленно. Остается…
— Теракт, — закончил Рощенков.
— Именно. Только в какой форме? Конечно, наиболее вероятен шантаж, но кто знает, вдруг эти люди — психопаты. Тогда от них можно ожидать чего угодно. Вплоть до…
— Ладно, — решительно произнес Рощенков. — Сегодня же позвоню Президенту. А вы, Александр Яковлевич, займитесь оперативными мероприятиями. Подключайте всех, задействуйте любые службы. Я согласую с начальством.
— Хорошо, Савелий Павлович. И дай бог нам разобраться с этими ребятами прежде, чем начнутся настоящие, серьезные неприятности.
— Что-то я неважно себя чувствую.
Савелий Павлович Рощенков вошел в кухню, когда его жена Алевтина Зиновьевна заканчивала готовить тесто для пирожков.
— Что случилось? — спросила женщина, не отрываясь от стряпни. — Съел, что ли, чего-нибудь на работе? Говорила тебе: бери обеды из дома. Ты ж меня никогда не слушаешь… Давай я тебе марганцовки разведу, промоешь желудок.
— Да не надо, само пройдет, — вяло ответил Савелий Павлович.
— Ну а что? Марганцовка поможет. У тебя чего болит-то? Желудок?
— Желудок. И голова. Голова кружится.
— Ну точно, съел что-нибудь не то.
— В глазах мутится, — продолжал Савелий Павлович.
— Тошнит? — Алевтина Зиновьевна собрала тесто, сложила его в пакет, пробормотала: — Фарш-то сейчас готовить или уж завтра заняться? Наверное, все ж таки завтра. Устала. — Она открыла дверцу холодильника, загремела кастрюлями, освобождая место. — Я говорю: тошнит тебя, Сава?
Савелий Павлович молчал. Алевтина Зиновьевна положила тесто на верхнюю полку, закрыла дверцу трехкамерного «Стинола», обернулась:
— Чего молчишь-то, Сава? — и на секунду застыла в недоумении. — Савушка, что с тобой?
Савелий Павлович сидел на стуле, как-то странно навалившись всем телом на спинку. Руки его безвольно повисли, голова была откинута, рот приоткрыт. Обмякший, серый.
В первую секунду Алевтина Зиновьевна подумала, что муж умер, и дико перепугалась, но потом поняла — дышит. Мелко, неровно, но дышит. Женщина бросилась к телефону.
* * *
Приехавшая по вызову бригада «Скорой» констатировала отравление. Врачи колдовали над безвольным телом, а Алевтина Зиновьевна стояла в дверях, испуганно прикрывая ладошкой рот. Врач — совсем молодой парень, — наполняя шприц, быстро и сухо поинтересовался:
— Что ваш муж сегодня ел?
Алевтина Зиновьевна даже не поняла, что обращаются именно к ней, не расслышала, не сообразила.
— Что вы говорите?
— Что ваш муж ел сегодня в течение дня? — устало повторил врач.
— Я… Я не знаю. Утром позавтракал, как обычно. Потом на работе, наверное, пообедал.
— Грибы ел?
— Нет. Не знаю. Дома не ел, может быть, на работе…
— Так, ясно. Вашего мужа необходимо госпитализировать.
— Как? — Алевтина Зиновьевна растерялась. — А это обязательно?
Врач вздохнул, посмотрел на женщину странно, спросил:
— Если бы у вас случился обширный инфаркт, обязательно было бы везти вас в больницу?
— Я поняла, поняла. А куда вы его повезете?
— В восемьдесят вторую. Отделение токсикологии.
— Постойте, мой муж — сотрудник ФСБ.
— Ну и что? — не понял врач.
— Может быть, отвезти его в госпиталь ФСБ? — «Своим» Алевтина Зиновьевна доверяла больше, чем чужим. — Это на площади Курчатова.
Врач пожал плечами.
— Я знаю, где находится госпиталь ФСБ. Думаете, в простой больнице за вашим мужем будет иной уход?
— Нет, но… Я думала, может быть, так положено…