Молчание Курочки Рябы | Страница: 36

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Леня притормозил, выглянул из машины и спросил: — Бабушка, где тут детская больница?

Коза выплюнула газету и посмотрела на Леню чрезвычайно подозрительно. Старуха сделала руку козырьком, осмотрела Ленину машину, потом его самого, потом переглянулась с козой и проговорила:

— Это откуда ж вы приехавши?

— Из Питера, — терпеливо отозвался Маркиз, — так как насчет детской больницы?

— Из самого Питера? — восхитилась бабка. — И как там, в Питере вашем, молочка-то козьего, небось, нету?

— Нету. — Леня не стал разочаровывать козовла-делицу.

— Вот то-то! — назидательно произнесла старуха. — А моя Машка кажный день молочко дает! А козье-то молочко, оно знаешь, какое пользительное!

— Охотно верю, — согласился Маркиз, — так где же детская больница?

— А это ты сейчас прямо поезжай, а как мимо Мит-рофанихи проедешь, так сверни направо, а потом после водокачки налево, а там все прямо, и скоро тебе будет твоя больница.

Леня поблагодарил бабку и медленно поехал вперед.

— А как ты узнаешь эту Митрофаниху, возле которой нужно сворачивать направо? — ехидно поинтересовалась Лола, когда они отъехали метров сто.

Леня бросил на подругу неодобрительный взгляд и проговорил:

— Как-нибудь узнаю! Во всяком случае, ни от бабки, ни от козы ничего более вразумительного все равно не добьешься!

Тут справа от них показался аккуратный домик, обшитый зеленой вагонкой. Перед домом, среди цветущих настурций и петуний, на зеленой несколько покосившейся лавочке, сидела толстая внушительная тетка в ярком фланелевом халате, надетом поверх тренировочного костюма. Тетка с живейшим любопытством уставилась на приезжих.

— Типичная Митрофаниха! — констатировал Леня и уверенно повернул направо.

Его решение оказалось правильным, потому что вскоре они увидели водокачку. Свернув возле нее налево, они проехали еще немного и увидели впереди длинный двухэтажный корпус из силикатного кирпича, от которого веяло такой тоской, что можно было не сомневаться — это и есть детская больница.

Леня подъехал к воротам и заглушил мотор.

Дальше они пошли пешком, потому что ворота давно уже не открывались, и подъездная дорога за ними была разбита до последней степени.

На территории больницы было пусто и уныло. Здесь не было ни цветочка, трава и та была тусклой и пожухлой. Казалось, что на дворе не начало лета, а глухая осень. Людей тоже не было видно.

Маркиз и Лола подошли к крыльцу, подергали давно некрашеную дверь, но она не открывалась. В дальнем конце двора показалась какая-то сутулая фигура в грязно-сером халате и застыла, испуганно глядя на приезжих.

— Эй! — крикнул ей Маркиз, — можно вас на минутку?

Неизвестная личность испуганно вздрогнула от звука человеческого голоса и скрылась за углом.

— Кажется, здесь мы ничего не узнаем! — разочарованно протянула Лола. — Зря только тащились в такую даль!

— Сдаваться рано, — прервал ее Леня, — вон, погляди, кто к нам пришел!

Действительно, к ним подошла, виляя лохматым хвостом, черная дворняжка с живыми выразительными глазами. В отличие от существа в сером халате, собачка смотрела на приезжих с интересом и ожиданием.

— Извини, собака, ничего вкусного мы с собой не захватили! — Леня развел руками. — Но, может быть, на обратном пути… Слушай, ты нас не отведешь к своим хозяевам или вообще к каким-нибудь людям?

Собака повернулась и потрусила вдоль здания. Чтобы гости не сомневались в ее намерениях, она оглянулась, словно приглашая следовать за собой.

Маркиз так и поступил, Лоле, которая с явным сомнением смотрела на четвероногого проводника, ничего не оставалось, как поплестись следом.

Миновав кирпичный корпус, собака свернула направо.

За углом виднелась одноэтажная пристройка. Она была такая же унылая, как основное здание, но сушившееся на веревке белье и занавески на окнах говорили о том, что здесь кто-то живет.

Спутники подошли к крылечку. Собака удалилась, посчитав свою миссию выполненной.

Леня вежливо постучал в полуоткрытую дверь и громко окликнул жителей пристройки:

— Эй! Есть кто живой?

Изнутри донеслись шаркающие шаги, и на пороге появилась массивная низкорослая тетка в застиранном белом халате и белой же косынке на седоватых волосах.

— Чего надо? — без видимого интереса осведомилась она, окинув пришельцев оценивающим взглядом.

— Здрасьте! Вы в больнице работаете? — ответил Леня вопросом на вопрос.

— Допустим, — тетка подозрительно прищурилась. — А вы па делу, или так просто интересуетесь?

— А что — здесь есть чем интересоваться? Само собой, по делу!

— И какое же это дело может быть? Тута ведь теперь никого, кроме меня да Анфисы, не осталось!

— А куда же все подевались? Почему ни одной живой души нету?

— Так перевели больницу-то! В другой конец области перевели! Мне да Анфисе велели здесь пока оставаться, пока отсюдова еще не все увезли!

— Ох! — выдохнула Лола. — Так я и знала! В такую даль тащились — и все зазря!

— Подожди, — остановил ее Маркиз и снова обратился к тетке. — А вы давно здесь работаете?

— Ох, давно! — на этот раз в голосе женщины прозвучало настоящее чувство. — Так давно, что уж и сама не помню!

— А вы с детьми-то дела не имели? — не отставал Леня.

— Я только с тряпкой и шваброй дело имела! — гордо проговорила тетка. — Вымой да убери! А с этими иродами малолетними — хоть бы и век их не видать!

— А все, кто с детьми работал — все уже на новое место уехали? — не отставал от нее Маркиз.

— Ну да, ну да, — закивала тетка. — И врачи, и сестры, и нянечки — все уехали…

Вдруг в глазах у нее мелькнул огонек.

— Вот только Михал Васильич остался… — проговорила она с непонятным выражением.

— Михаил Васильевич? — переспросил Леня. —; А кто такой Михаил Васильевич?

— Так доктор он, старенький уже… пока больница здесь была, все работал, хоть и на пенсии давно, а как перевели ее на новое место, так отказался переезжать. Я, говорит, к месту привык, ровно кот старый! Мне перебираться тяжело, и годы не позволяют! И то, домик у него тут, сад, да огород, и жена тут похоронена — куда ж ему на старости лет переезжать? Так и остался…

— И где же он живет, Михаил Васильевич? Тетка посмотрела на него весьма выразительно и прокашлялась:

— Подорожало-то как все… это просто сил нет, как все подорожало! И хлеб, и масло, и другое что…