Только что проснулся, по моим часам сейчас — 4.15 утра. Во сне гул двигателя, от которого дрожат деревянные стены, стал бормотанием нетерпеливых слушателей в переполненной аудитории, похожей на ту, где мы с тобой встретились, только бесконечно больше. Тысячи людей ожидают моего выступления. Я сижу за столом на сцене, держу перед собой конспект лекции, несколько листков, на которых узнаю свои отроческие попытки изобразить демотическое письмо. [14] Мне немного не по себе из-за шлема на голове, его гребень утяжелен золотыми статуэтками, изображающими грифа, сфинкса, кобру, тебя, твоего отца, Инге и Нордквистов. Рядом со мной на помосте сидит Картер — и болтает без умолку; только вот из-за нарастающего рева, идущего откуда-то издалека, с последних рядов бостонских слушателей, сосредоточиться на его льстивых словах все труднее. «Безусловно, и мы должны повторять это снова и снова, величайшее значение имеет наш путь внутри усыпальницы, из одной камеры в другую, и не только ваши открытия восхищают меня, но также и ваше сердце». Рев нарастает, он несется прямо на меня; ряд за рядом бостонские леди внезапно поднимаются с мест и начинают вопить с искаженными лицами, умоляюще протягивая руки и программки. Картер, явно нервничая, вопрошает меня: «Как вам удается сохранять спокойствие, наблюдая такой ажиотаж?» Теперь ревет уже полтолпы, женщины срывают с себя ожерелья, рвут пояса. Гортанным воплям, звукам древним, как сам Египет, вторят женщины Бостона, декан Уоррен, профессор тер Брюгген, все преступные и раболепные партнеры Финнерана. Инге сорвала платье с пышного тела; даже ты встаешь, пошатываясь, сбрасываешь оцепенение болеутолителей и, уподобясь остальным, начинаешь стенать, и тогда я поднимаюсь из-за стола и делаю шаг вперед, обнаженный, о трех мощных ногах, сжимая конспект в одной руке и бьющееся сердце Картера — в другой.
Я устал. Веки тяжелеют, и все же я чувствую в себе великую силу. Странную силу.
Пятница, 27 октября 1922 года
Проснувшись поздно, я узнал от здешних стюардов, что ночью на камбузе двое затеяли перебранку, и один из чертей пырнул другого ножом для резки хлеба прежде, чем их успели унять официанты. Мне сказали также, что стычка началась из-за того, что один из шайтанов напал на американского туриста, а другой египтянин вступил в драку, поскольку не вынес грубого обращения с человеком Запада. Он защищал пострадавшего американца от своего же соплеменника. Борец за правду.
В конце концов я убедил стюарда отвести меня туда, где лежал несчастный парень — весь в бинтах, он оправлялся от ран на руках и спине. По-английски он говорил неплохо, но большей частью мы беседовали на арабском. Я представился, поведал частицу моих планов, подарил ему экземпляр «Коварства и любви в Древнем Египте» (надписанный «борцу за правду») и описал самую малость того, что рассчитываю найти в царской гробнице. Я задал ему несколько вопросов и получил в высшей степени удовлетворительные ответы: уроженец Луксора, он знает все дороги и тропинки района к западу от Нила как пять своих волосатых пальцев. Есть ли у него друзья-крепыши, которым можно довериться? Да, есть. Хочет ли он заработать больше денег, чем ему доводилось видеть в своей жизни? Да, хочет. Хочет ли он поучаствовать в предприятии куда важнее, нежели чистка пепельниц на пароходе? Растративший всю свою энергию на защиту американца и потому не склонный болтать или улыбаться, Ахмед осмотрел меня с ног до головы и надменно согласился (клянусь, он похож на одного сержанта-майора, тот же неурожай волос на голове, то же обескураживающее молчание). В любом случае теперь у экспедиции есть бригадир — пусть мне потребовалось время, чтобы убедить его работать за зарплату и бакшиш, а не за «долю в сокровищах». И если он не вскочил на ноги, не поклонился, не разделил со мной соль и не предложил братание кровью, то лишь потому, что его совсем недавно ранили.
Я дал ему адрес моего особняка и указания: что следует предварительно купить, кого нанять, — призвав не привлекать к себе внимания; он ответствовал мне кивками. Он запросил и получил два дня на восстановление сил и приведение в порядок дел на берегу. На этом наша встреча закончилась. Я задержался, ожидая бурной благодарности либо детского веселья, но не получил ничего, кроме немигающего взгляда.
Завтракал с Нордквистами, тепло с ними попрощался, дал им адрес моего особняка, пригласил погостить и посетить участок, когда все обустроится и мы начнем пускать на участок туристов. Они объяснимо затрепетали от волнения.
Дневник: Высадка в Луксоре! Представитель агента по недвижимости ждал меня с картой и ослами, дабы отвезти в особняк мой багаж. Оплатил аренду до 30 ноября. Финансы обретают все большую важность. Банковские конторы — на замке до воскресенья.
И вот багаж внутри, а ключ — у меня в руке. Я переправился через Нил, взял внаймы осла и отправился на прогулку по священной земле, которой нога моя не касалась семь лет, с 1915 года: и для меня, и для древнего народа здешняя почва свята. Как описать чувства, что обуяли меня, когда я проезжал мимо немыслимо изменившихся пейзажей? Вот туристы приобщаются к достопримечательностям, которые в 1915 году являли собой пустое место, сплошные песчаные дюны, укрывавшие до поры спрятанные от глаз тайны; вот охранники из Департамента древностей совершают плановый обход; вот прославивший Дейр-эль-Бахри храмовый комплекс Хатшепсут; вот огороженный бечевой участок, на котором через несколько дней снова окопается Уинлок из Метрополитен-музея. Миновав все это, я за участком Уинлока двинулся вперед вдоль скалы, преодолевая один холм за другим, чередуя пологие подъемы и спуски, — пока наконец не обнаружил ориентиры, которые мы с Марлоу оставили семь лет назад в день, когда нашли отрывок «С» — и сломя голову бежали с ним прочь.
Тренированный глаз в такой предварительной разведке местности постигает будущие задачи и масштаб препятствий: во скольких местах и где именно следует рыть, сколько на это потребуется человек, сколько времени займет работа, какое оборудование понадобится. Я нарисовал тушью топографическую карту скального выступа, отметил всевозможные трещины на его лицевой стороне, выработал стратегию, рассортировал по вероятности успеха все участки, которые мог оценить, расставил приоритеты сообразно с временем и деньгами.
При условии, что финансовая поддержка мне обеспечена, я полагаю, на ранней стадии достаточно бригады из десяти человек, и чем глубже мы будем уходить под землю, тем больше людей нам потребуется. Если догадки — Марлоу и мои — верны, вряд ли раскопки потребуют привлечения сотен людей и перелопачивания больших территорий. Я знаю, где лежит мой царь; по меньшей мере думаю, что знаю. При условии, что финансовая поддержка мне обеспечена. А это выяснится в воскресенье.