— Хватит, — кивнул Максим. — Теперь вот что, Валерий Валерьевич. Эту пленку необходимо проявить как можно быстрее. И фотографии напечатать тоже нужно быстро. Время поджимает.
— Как можно быстрее? — Панкратов снял телевик и задумчиво принялся отсоединять камеру от штатива. — Дня через три устроит? Проскурин повернулся и посмотрел на него как на сумасшедшего. Максим торопливо пояснил:
— Валерий Валерьевич, снимки необходимо сделать к утру.
— К утру? Да вы что? Даже если всю ночь горбатиться, и то пленка не успеет просохнуть. Это ж «Кодак», ребята.
— Заплатим тебе, и за срочность заплатим. Бросай все, — ввязался в разговор Проскурин. — Понял? Все задвинь, иначе я тебе такие неприятности устрою, всю жизнь будешь отмываться. И все свое дерьмо на тебя повешу. Да еще ребят из УВД попрошу, они помогут, соберут все «висяки». Лес отправишься валить лет на пятнадцать. Понял? Давай действуй.
— Максим Леонидович, товарищ полковник… — Панкратов повернулся к Максиму, но тот молчал. — А если… — начал было Панкратов, вновь оборачиваясь к Проскурину. Но тот жестко смотрел на него.
— Ты — профессионал. И если вдруг выяснится, что фотографии не получились или ты случайно пленку засветил, я не поверю. А не поверив, оторву твою педерастическую головенку вместе с хреном, понял? Я тебе клянусь. Вон Максим знает: если я что-нибудь сказал, так и будет. Максим кивнул, давая понять, что да, действительно, этот человек слов на ветер не бросает. Панкратов побледнел.
— Вот всегда так, — буркнул он себе под нос. — Работаешь, стараешься и вместо благодарности…
— Будет тебе благодарность, мастер, — понижая голос, страшным злым шепотом выдохнул ему в самое лицо Проскурин. — Будет. Давай вали, делай снимки. Максим, отвези его и покарауль в квартире, пока он тебе негативы и фотографии готовые не вынесет.
— А ты?
— А я здесь останусь. Посмотрю, может быть, наши пернатые друзья объявятся. — Он подмигнул Максиму. Тот кивнул.
— Хорошо. Что дальше?
— Дальше так. В восемь утра я жду тебя возле третьей горбольницы. Надо будет за Алексеем присмотреть, а заодно и в библиотеку съездить, в газетах порыться. Может, Ипатов правду сказал и что-нибудь новенькое выплывет.
— Лады. — Максим пожал ему руку. — Смотри, осторожнее здесь. Близко не подползай. Заметят — все дело провалишь.
— Ладно. В восемь, — кивнул Проскурин, поворачиваясь к ним спиной.
В восемь утра зеленая «шестерка» притормозила на углу третьей горбольницы. Черная «Волга» стояла у главных ворот. Максим прогуливался по тротуару, поглядывая то на часы, то по сторонам. Проскурин заехал во двор, запер машину, вышел на улицу и огляделся. Своих давешних плечистых приятелей он не заметил, однако то, что Максим поставил машину так открыто, вызвало у него раздражение. С недосыпу он был злым и нервным.
— Так, ты должен взять себя в руки, — пробормотал Проскурин себе под нос. — Возьми себя в руки немедленно. В конце концов, полковник тоже всю ночь не спал. Он двинулся к воротам, подняв воротник пальто. Заметив Проскурина, Максим остановился, но хватило сообразительности — рукой махать не стал, все-таки не приятеля с курорта встречает, — и уселся на переднее сиденье «Волги». Проскурин, поравнявшись с машиной, вдруг резко распахнул заднюю дверцу и нырнул внутрь, на ходу бросив водителю:
— Трогай давай, командир. Поехали.
— Куда? — Солдат повернулся к Максиму. — Что делаем-то, товарищ полковник?
— Поезжай. Машина резво взяла с места. Проскурин несколько секунд смотрел в заднее стекло, но не заметил ничего подозрительного. Скорее всего плечистые убийцы капитана окончательно потеряли его. Ненадолго, конечно, но и то хорошо. Какое-то время он сможет действовать вполне свободно. Отчего же тогда взбесились в нем дурные чертики тревожного предчувствия? Как-то все уж больно открыто: и грузились эти ребята безбоязненно, и освещали все, будто у них там праздник какой. Он не мог сказать, в чем конкретно заключалась странность, но чувствовал: она есть, есть, витает где-то совсем рядом. Максим повернулся к майору.
— Ну как? Что у тебя?
— У меня-то? У меня такое… Скажу — не поверишь. Часикам к пяти хлопчики с танками разобрались и начали грузить, как думаешь, что?
— Самолеты, — хмыкнул Максим.
— Точно, самолеты.
— Неужели в такие же вагоны?
— Вот именно, в вагоны. Без крыльев, или, как говорит Алексей, без плоскостей. Без передних и задних. Максим подумал.
— И что, по высоте вошли?
— А это самое хитрое. Тут, брат, весь номер в том, что они самолеты кранами поднимали, а потом шасси убирали. Представляешь? Прямо на весу.
— А ставили как?
— Так и ставили. На специальные тележки. Есть такие среди авиационного оборудования.
— Никогда не видел, — признался Максим.
— А мне доводилось пару раз. Опустили, закрепили на тележках, а тележки к полу приколотили. Зрелище то еще, доложу тебе. Сверху стеночки с крышей опустили, и все. Вагончики как родные. Правда, видно, хвост все равно не входил, так они потолок чуть-чуть приподняли. Совсем немного, сантиметров, наверное, на тридцать. Если бы рядом настоящие вагоны не стояли, никогда бы не заметил.
— И что, к утру управились? — с любопытством поинтересовался Максим.
— Нет, когда я уходил, еще продолжали грузить. И ветку железнодорожную я нашел.
— Да? Где? — встрепенулся Максим.
— Она прямо через ворота проходит. Причем даже не одна, а две. Параллельные. Представляешь, идет какой-нибудь состав, положим, от Воркуты, подъезжая, сбрасывает скорость и спокойненько уходит на завод. И в то же время с завода на основной путь выкатывается другой — подменный. Дежурные на станции и не заметят.
— Надо же. Как мы эти ветки не обнаружили? Из-за темноты, наверное.
— Да нет, братец, не из-за темноты. Просто там рельсов нет стыковочных. Понимаешь? Они их, видимо, в самый последний момент ставят. Так что днем состав не пойдет, это точно. До вечера у нас время есть.
— Да, все правильно, — хмыкнул Максим. — Раньше, чем ночью, они состав не отправят. Так что, успеем в милицию? Проскурин подумал и покачал головой.
— Не думаю. По-моему, лучше сделать так: дождаться, пока они состав отправят, отследить, куда он движется, и уж где-нибудь на узловой станции вагоны эти арестовать. Ты можешь арестовать военный груз?
— Могу, — кивнул Максим.
— Ну вот. Тогда им посложнее отвертеться будет, состав-то отправлен. Бумаги на груз должны быть, ну и так далее.
— Ты, значит, категорически против подключения к делу милиции? — спросил Максим.
— Да понимаешь, — Проскурин поскреб указательным пальцем за ухом, — сомнение меня гложет. Мы ведь не знаем точно, кто во всей этой истории завязан. Представь, если тут и милицейские шишки присутствуют. Как тогда? А уж если состав пошел, там от наших доблестных милиционеров уже ничего не будет зависеть. Опять же поезд по какому-то маршруту идет — значит, и конечный пункт назначения станет известен.