Мне казалось, что мы оба покрыты кровью с ног до головы. От нас пахло потом, пороховым дымом и смертью. Это был самый страшный вечер в моей жизни. Душащий кошмар. Горячечная фантазия. Бред сумасшедшего.
Мы обошли второй и третий этажи, затем спустились в гостиную. Наконец Сергей Борисович остановился и совершенно спокойно, даже с нотками равнодушия, сказал:
— Здесь должен быть подвал. И они в подвале. Больше им прятаться негде. Иначе мы бы уже их нашли.
Против логики возражать трудно. Да и не слишком хорошо я соображал в тот момент. Голова болела, в ушах все еще стоял грохот выстрелов, глаза слезились. С другой стороны, в моем „убийственном просвещении“ наметился явный прогресс. Меня уже не тошнило при виде трупов. Быстро, однако, я начал привыкать к крови. Глядишь, еще немного — и смогу сам нажать на курок.
Вход в подвал обнаружился под лестницей. Мы спустились по крутым ступенькам и оказались в маленьком предбанничке с бетонными стенами. Прямо перед нами темнела грубая деревянная дверь, в которой было прорезано крохотное окно. Только чтобы прошла тарелка с пищей.
Сергей Борисович подошел ближе, стукнул в створку кулаком и крикнул, подняв голову вверх:
— Тимоха! Вылезай, гаденыш!
За дверью загрохотали выстрелы. Пули впивались в толстое дерево и вязли в нем, не причиняя нам ни малейшего вреда. Представляю, что должна чувствовать сейчас Ирина. В маленьком закрытом помещении даже пистолетный выстрел может свести с ума. А когда рядом с тобой перепутанный до смерти параноик, вооружённый пистолетом…
— Уйди! — заорали истерично за дверью. — Уйди, б…я, на х…й! Уйди или я пришью эту сучку!
— Тимоха, открой дверь! — гаркнул Сергей Борисович. — Или я сам открою, только тогда тебе лучше приберечь пулю для себя!
— Я для этой суки приберегу!
Ещё два выстрела. Черт бы их всех побрал! Если бы я всего четыре дня назад набрался мужества отказаться от „заманчивого“ предложения, то ничего этого сейчас не было бы. Сидел бы в офисе с Олежкой, Димкой и остальными, пил бы „капуччино“…
— Оставь, — согласился Сергей Борисович. — Мне на неё плевать. Ты знаешь мои правила. Ради бабы я и пальцем не шевельну. Убей ее, а потом я войду и перережу тебе глотку.
Бах! Бах! Бах! — при каждом попадании пули дверь содрогалась и хлопала о косяк, словно в нее били ногой. Восемь выстрелов!
Сергей Борисович повернулся ко мне, сказал шепотом:
— Когда войдем, держи его на прицеле.
— У меня патронов нет.
— Это неважно. Просто подними автомат и потихоньку обходи этого ублюдка слева. Постарайся повернуть его ко мне боком.
— Хорошо.
Мафиозо стукнул ладонью в дверь. Выстрелы загремели один за другим. Очевидно, Тимофей совсем потерял голову от страха и нажимал на курок, будучи не в силах справиться с охватившей его паникой. Я сбился со счета. Едва выстрелы стихли, Сергей Борисович шагнул вперёд и что было сил ударил в дверь ногой. Она неожиданно легко распахнулась, и мы ворвались в помещение. В свете тусклой сорокасвечовой лампы я разглядел крошечную комнатку, больше похожую на собачью конуру. Мебель тут отсутствовала, зато на стене висели самые настоящие кандалы. Единственный стул валялся на полу, в двух шагах от двери. Только теперь я сообразил, что это камера, а в камерах не бывает запоров изнутри. В камерах запоры только снаружи. Тимофей просто подпёр дверь стулом. Сергей Борисович понял это и заставил бывшего дружка стрелять в створку, чтобы постоянные толчки расшатали подпорку. Он наблюдал за шириной хода двери, а я, дурень, считал выстрелы.
У дальней стены стояла Ирина, а за её спиной возвышался высокий красивый парень лет тридцати трёх, одетый в шикарный темно-зеленый костюм и белую сорочку. По бледному лицу Тимофея катились крупные градины пота. Я разглядел их даже от двери. Одной рукой он прижимал к себе Ирину, во второй держал пистолет. Ствол ходил ходуном. Увидев, что противник не один, Тимофей растерялся еще больше. Он то прижимал пистолет к виску Ирины, то наводил его на нас. Словом, нервничал ужасно. После бойни, устроенной Сергеем Борисовичем наверху, я понимал этого парня. Ему было чего бояться.
Ирина тоже выглядела не лучшим образом, но держалась изо всех сил. Хотя, похоже, ей досталось. На щеке кровоподтек, из уголка губы тоненькой струйкой сочится кровь. Блузка на груди разорвана, и на ней видны алые пятна. Тем не менее взгляд у нее оставался твердым. Она, не отрываясь, смотрела на меня, а я целился в Тимофея из незаряженного автомата и чувствовал себя полным идиотом,
— Привет, Тимоха, — сказал Сергей Борисович, отходя вправо. — Давно не виделись. По-прежнему белые рубашечки предпочитаешь? Франт. Ты, я слышал, уже собрался меня хоронить?
— Ты умер, Туча. — Тот нервно облизнул пересохшие губы.
— Да, — со вздохом подтвердил мафиозо. — Я умер.
Сергей Борисович даже опустил пистолет, Он и разговаривал как бы сам с собой, глядя в пол.
Я, держа автомат наперевес, сделал несколько коротких шажков влево. Тимофей тут же направил оружие на меня, крикнул:
— Туча, скажи этому сявке, чтобы не двигался! Иначе я его замочу.
— А ты сам ему это скажи, Тимоха, — предложил Сергей Борисович, медленно шагая вдоль стены. — У тебя ведь его баба. Лично я думаю, что у этого парня руки чешутся спустить с тебя шкуру. Он пару минут назад в одиночку завалил всех твоих „быков“. И горел желанием найти тебя. У него, Тимоха, автомат, и стреляет он как бог. Мне таких стрелков видеть еще не приходилось. С сотни метров из этой „пушки“- комару яйца отшибает. — Еще пара шагов. — Скажу тебе честно, Тимоха, тут дело уже не в бабе. Дело в принципе. Этот парень прилюдно поклялся, что завалит тебя лично и заспиртует твою отрезанную башку в банке. А он слов на ветер не бросает, поверь мне. Знаешь, чей это парень? Это парень Жнеца. Помнишь еще? А Жнец, как тебе известно, дерьма не держал. Так что, думай, Тимоха, думай. По мертвенной бледности, моментально залившей лицо Тимофея, я понял, что прозвище Жнец ему знакомо и, более того, вызывает у парня животный страх. Правда, самому мне ни разу не приходилось слышать об этом человеке, и все же я приосанился. Надо было держать фасон. Ствол пистолета в руке Тимофея задрожал сильнее.
— Я не знал, что ты человек Жнеца, — пробормотал Тимофей, глядя на меня. — Если бы знал, не стал бы забирать твою бабу, клянусь…
Я шагнул к нему, и он тут же снова поднял пистолет. Видать, Жнец и его люди пользовались дурной славой. Тимофей уже понял, что рассчитывать на жизнь не приходится, но, как мог, пытался оттянуть момент гибели.
— Слушай меня. — Я старался, чтобы мой голос звучал внушительно и ровно. — Если ты сейчас же отпустишь женщину, то, возможно…
Мне хотелось сказать „я сохраню тебе жизнь“, но по неуловимо изменившемуся лицу Сергея Борисовича я понял, что именно этого-то говорить не следует. Не поверит Тимофей в мою „доброту“. А не поверив, начнет стрелять, и поляжем мы все. В лучшем случае отделаемся ранениями. Очевидно, Жнец был слишком страшным человеком и не отягощал себя сантиментами.