— Медленно! Чтобы я руки видел!
— Т-твою мать, — пробормотал Волков.
Он нажал ручку дверцы, распахнул ее ногой, высунул из салона руки. Ему вовсе не улыбалось, чтобы его пристрелили свои. Пусть даже из самых благих побуждений.
Кто хоть раз выбирался из машины, выставив руки из салона, старательно задирая их вверх и не имея возможности придержаться, знает, насколько это сложное занятие. Волков кряхтел и пытался судорожно удержать равновесие. Когда же он наконец ощутил твердую почву под ногами и повернулся лицом к зданию ОВД, занавеска дрогнула, и в ней показалось лицо Лукина.
— A-а, это ты, Андрюха…
* * *
Первым оказался наряд патрульно-постовой службы, вызванный через «ноль-два» на происшествие в супермаркете. Как сообщила рыдающим голосом Марина, одна из собак, собравшихся на стоянке, ворвалась в торговый зал и напала на покупателя.
Белые «Жигули» с синей полосой вдоль борта, аббревиатурой ППС на капоте и багажнике и синими проблесковыми маячками на крыше подъехали минут через десять после звонка. Ни у одного из прибывших не возникло сомнения в правдивости сообщения хотя бы потому, что парковка была залита кровью, неподалеку от входа лежало несколько растерзанных тел, а в близких посадках собралась огромная свора бродячих псов.
Кроме того, за стеклянными дверями супермаркета маячила фигура милиционера с автоматом. При появлении патрульной машины милиционер замахал рукой, мол, подъезжайте ближе к двери.
«Жигули» остановились в метре от двери. Выбравшиеся из салона патрульные успели нырнуть в предусмотрительно приоткрытую двумя здоровяками — очевидно, посетителями — дверь.
— Здорово, мужики, — сказал невыразительно тот, что махал рукой. — Вы из какого ОВД? Что-то лица незнакомые, я смотрю.
Один из патрульных ответил. Тон у него был мрачноватым. Его обеспокоило увиденное на стоянке.
— Ну? Чего у вас тут? — поинтересовался второй, поглядывая сквозь стеклянную дверь в сторону парковки.
Псы уже начали подтягиваться к «Жигулям», принюхивались.
— Да псина, понимаешь, — ответил Дроздов. — Мы ее в подсобку загнали. Я бы и сам справился, да боюсь, если вырвется, порвет, на фиг.
— Погоди, я что-то не понял. Вы что, из-за одного пса звонили? — напрягся первый. — А ты на стоянку-то выходил сегодня, дружище?
Он повернулся и ткнул пальцем в сторону двери, за которой раскинулось поле боя.
— Да ладно, чего ты? — одернул второй. Нехорошо получалось, действительно. Коллега попросил о помощи, а они вместо этого принялись кидаться на него, как тот пес. — Где, ты сказал, собака-то, сержант?
Сержант кивнул в глубину зала.
— Пошли поглядим.
Дружной процессией они двинулись в торговый зал, прошли вдоль ряда касс. Первый патрульный поглядел на сидящих у холодильников людей.
— Слышь, — позвал он Дроздова. — А это кто?
— Посетители, — охотно пояснил тот. — Всю ночь здесь парились. Заперлись в овощном цехе, дуралеи, и вышли только под утро. Я группу вызвал и автобус. Должны подъехать.
— А на фиг тогда в «ноль-два» звонил? — все больше мрачнея, поинтересовался патрульный.
— Да это не я.
— А кто?
— Она вон. — Дроздов указал на Марину.
— А ты-то куда смотрел?
— Я в это время в подсобке воевал.
Они прошли мимо дверей, ведущих в недра магазина, миновали конфетный ряд, стеллажи с алкоголем. Впереди замаячил широкий стол, освещенный витринными лампами, и округлый низенький человечек в очках, восседавший в огромном кожаном кресле и с интересом наблюдавший за их приближением.
— Слышь, куда это мы идем? — озаботился второй. — Подсобки же вроде в другой стороне? — И тут же услышал за спиной щелчки взводимых курков.
— Ребята, автоматы сдайте, — предложил один из громил, стоящих за спиной. — И не дергайтесь, а то дырок понаделаем.
— Сержант?.. — непонимающе спросил второй патрульный.
Дроздов повернулся, поднимая автомат.
— Отдайте стволы, мужики. Да не дрейфьте. Разговор к вам есть.
Первый патрульный только головой покачал. На лице его застыло выражение: «Мне этот урод с самого начала не понравился».
— Давайте за мной, — скомандовал Дроздов, когда автоматы и запасные рожки перекочевали от патрульных к громилам.
Они прошли к столу. Круглолицый поднялся, указал на принесенные из недр магазина мягкие стулья:
— Присаживайтесь. — Подождал, пока оба патрульных сядут, а затем продолжил: — Надеюсь, вы знаете, что в данную минуту происходит в городе? — Милиционеры переглянулись, кивнули. Да, они знали. И знали, пожалуй, даже лучше его. — Полагаю, не имеет смысла убеждать вас в том, что привычный жизненный уклад перестал существовать. Более того, я склонен полагать, что возврат к прошлому невозможен, даже если правительство предпримет самые поспешные и решительные меры для ликвидации существующей угрозы. Именно поэтому я хотел поговорить о выборе, который стоит перед вами…
— О каком еще выборе? — спросил первый. — Я вообще не понимаю, что за чушь вы несете!
— Сейчас поймете, — пообещал круглолицый. — Но для начала один вопрос: у вас есть близкие родственники? Семьи? Жены, дети?
Осокин и «кашемировый» наблюдали за их переговорами от холодильников. Бородатый Мишенька исподлобья смотрел на круглолицего детектива, вполне уже освоившегося в роли новоявленного мессии.
Наташа пересела к Марине, говорила ей что-то тихо, поглаживая тонкую руку. Та впала в прострацию, поняв, что защитить ее некому.
— И как вы думаете, чем все закончится? — спросил наконец Осокин «кашемирового».
Тот пожал плечами:
— Слишком широка полоса допусков. Все зависит от того, что происходит за стенами нашей темницы. Ну и, в немалой степени, от выбранной идеологии.
— Идеологии, — фыркнул Миша. — Тоже мне, доктор Геббельс.
— Я думаю, мы с достаточной долей вероятности сможем судить об этом, когда узнаем ответ двух новеньких, — пропустив мимо ушей реплику бородатого, Лавр Эдуардович указал на милиционеров. — Если дела плохи, я имею в виду, если они по-настоящему плохи, то эти двое согласятся примкнуть к нашему вождю. И весьма скоро.
— Это не вождь. Это бандит, — заметил мрачно Миша.
— «Террорист», — поправил «кашемировый». — Так его назвали бы еще пару дней назад. Но сегодня он с равным успехом может именоваться «вождем», «спасителем» и бог знает кем еще. Чрезвычайные обстоятельства, как правило, предусматривают жесткое управление и отказ от ранее действовавших законов и пунктов Конституции, оговаривающих права и свободы граждан. Это, безусловно, безрадостно, но, возможно, завтра вполне может выясниться, что именно благодаря действиям этого человека наша группа выжила, в то время как весь остальной мир полетел в тартарары.