— Дай ремень! — закричал Поляк, выбросив руку в сторону. — Быстрее! Гусь, дай ремень, говорю!
Воробьев рванулся особенно сильно, и Поляк отлетел в сторону... Прямо на труп Гуся. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: тот мертв. На лице крохотная капелька крови. Застывшие глаза смотрят через разбитое окно в вечернее небо. Видимо, стрелял снайпер. Пуля была очень мощной. Она попала Гусю в левое плечо, прошла грудь навылет и вышла над подмышечной впадиной, начисто оторвав руку. Рука эта с подрагивающими мелко пальцами валялась чуть поодаль.
Воробьев внезапно затих. Поляк на четвереньках отполз к стене, под окно, прижался лопатками. Выдернул одной рукой передатчик, второй сжал автомат:
— Март! Волчара! Кокс! Сержант! — Молчание. — Парни, кто-нибудь, отзовитесь! Это Поляк. Я тут, на хрен, один остался.
Затрещали помехи, а затем сквозь них прорезался голос:
— Это Минай! Поляк, что у тебя?
— Гусь готов. С капитаном какой-то припадок. Он без сознания. Остальные не отзываются. Похоже, все полегли уже.
— Понял. Сейчас мы с Моцартом к тебе подгребем. Не вешай нос, братишка.
— Давайте. — Поляк помолчал секунду, затем заговорил снова: — Фриц, Профессор, Дело. Кто-нибудь еще жив?
— Ага, — ответил Фриц. — У нас пока все. А у тебя, я понял, совсем хреново, да?
— Да.
— Спускайтесь к нам. У нас здесь весело.
— Я ребят дождусь. Мне одному капитана не вытащить. Тут вертолеты вокруг.
— Да, мы их видим. Штук восемь. Давай так, мы тебя поддержим огнем, а ты беги к лифту. Лады?
— Давай попробуем.
— Когда будешь готов, скажи.
— Понял. — Поляк быстро подполз к лифту, нажал кнопку вызова кабины и так же торопливо отполз к стене. Взяв Воробьева за руку, подхватил второй под спину. Он решил бежать. Можно было бы и ползти, но это отняло бы много времени, а у ребят внизу боеприпасы тоже не бесконечные. Можно, конечно, потом подняться за патронами, но до тех пор противника тоже надо чем-то сдерживать. Не матом же. Кабины не было довольно долго, и Поляк наконец сообразил, что электричество отключено. Прожекторы так и не загорелись! Значит, и лифта ждать бесполезно. Не придет лифт. Оставался единственный путь — по аварийной лестнице. Придется бежать к двери шахты, а это шагов на десять дальше. Немало, учитывая, что ему придется нести капитана. Он перевел дыхание, облизнул губы, крикнул: — Готов!
— Мы тоже! Пошел!
Внизу, за окном, басовито хлопнул выстрел «РПГ». И тут же снова затарахтели пулеметы. Смотровая площадка вдруг озарилась ярко-красным. Башня содрогнулась от мощного взрыва. С хрустом посыпались выбитые стекла. Поляк вскочил и побежал к лифту, таща на себе Воробьева.
В вертолете белозубый закричал пилоту:
— Сдай вправо! Сдай вправо! Я его не вижу!
Вертолет завалился на хвост и поплыл назад, открывая снайперам лучший сектор обстрела.
— Я его первым сниму! — объявил «пахарь».
— Я!
— Полтинник на кону.
— Идет.
— Только не в труп. Целим в голову.
— Идет.
Им было весело. Они уже не чувствовали опасности. Только азарт. Примерно такой же, какой испытывают новички-охотники, настигая раненую и уже совершенно обессилевшую жертву.
Оба приникли к прицелам.
«Жигули» подъехали к оцеплению, притормозили. Беклемешев просунул в окно удостоверение, показал патрульному, спросил:
— На какой машине приехал полковник Третьяков, ты не в курсе, браток?
Патрульный оглянулся, дернул плечом, сказал неуверенно:
— Вон на той «Волге», по-моему. Сейчас выясню.
— Выясни, родной, выясни. Я проеду немного вперед, посмотрю пока. А ты, как выяснишь, так сразу ко мне.
— Так точно, товарищ майор. — Он вдруг улыбнулся. — А здорово наши им ж...у надрали, правда?
Беклемешев бесцветно улыбнулся в ответ:
— Правда, родной. Давай работай.
— Слушаюсь, товарищ майор. — Патрульный потрусил куда-то в конец цепи, а Беклемешев кивнул водителю. — Вон там, на углу останови. Ближе не подъезжай.
— Хорошо.
Тот погнал «жигуль» вперед, лихо тормознул у массивного куба автосервиса.
— Вот тут и постой.
Беклемешев посмотрел влево, на штабной «РАФ», и вдруг заметил Полесова.
Илья Викторович стоял чуть в стороне, и в его фигуре — в безвольно повисших руках, в сутулости спины, в напряженно поднятой голове — читалось такое отчаяние, что майор невольно передернул плечами. Полесов словно отгородился ото всех невидимой стеной. Никому не было дела до него, а ему — до остальных. Но, казалось, еще секунда — и Илья Викторович сорвется с места и побежит. К горящему БТРу, к башне, к сыновьям.
Беклемешев подумал, что надо бы подойти, сказать какие-то слова, но следом за первой мыслью пришла вторая: Полесов их ненавидит. Всех. Людей, убивающих сейчас его сына.
Майор отвернулся.
Так они и сидели молча, наблюдая за тем, как вертолеты кружат вокруг башни, словно осы вокруг гнезда. В темноте сверкнул яркий росчерк, коснулся одного из «Ми», и тот вдруг превратился в огромный огненный шар. И тут же снова затарахтел пулемет. Вертолеты, заваливаясь набок, уходили с линии огня.
Шофер, подавшись вперед, зачарованно наблюдал за тем, как огненный цветок закрывается, оставляя после себя черное облако дыма и копоти, опускается быстро и падает на лужайку метрах в двадцати от башни. Еще один взрыв всколыхнул небо.
— Вот это да, — восхищенно протянул шофер.
Патрульный объявился через минуту. Подбежал, пригибаясь, доложился, перекрикивая пальбу:
— Товарищ майор, как я и говорил. Та самая «Волга».
— Спасибо, — кивнул Беклемешев. — Иди.
Патрульный побежал назад, к оцеплению. Время от времени он оборачивался, поглядывая в сторону грандиозного пожарища, и непонятно было, чего ему больше хочется — уйти от греха подальше или остаться, досмотреть, чем же все закончится.
Беклемешев еще несколько секунд смотрел в сторону догорающего вертолета, затем решительно открыл дверцу. Сказал шоферу, прежде чем выйти:
— Спасибо, что подвез. Поезжай.
— А обратно? — удивился тот.
— А обратно меня приятель подбросит, — майор кивнул на белую ухоженную «Волгу».
Поляк не добежал до заветной двери всего три шага, когда две пули попали ему в голову, разорвав ее на сотню частиц. Солдат упал, как и бежал, в последнем рывке. Выбросив вперед правую руку, словно надеялся еще дотянуться до ручки, вползти в каморку, из которой был выход в шахту. В спасение.