Комната для допросов, предоставленная Зигги, была точным двойником той, где сидел Алекс. Создавалось впечатление, что парню каким-то образом удалось расположиться в ней с удобством. Он ссутулился на стуле, полуоткинувшись на стенку и устремив глаза вдаль. Он до того устал, что легко мог бы заснуть сидя, но, едва он закрывал глаза, перед ним возникало окровавленное тело Рози. Никакие запасы теоретических знаний по медицине не подготовили Зигги к практическому столкновению со столь жутко покалеченным человеческим существом. Он не сумел помочь Рози, когда это было необходимо, и это его угнетало. Зигги понимал, что должен бы испытывать жалость к мертвой девушке, но досада и неудовлетворенность не оставляли места для других чувств. Даже для страха.
Но при этом у Зигги хватало сообразительности, чтобы понимать: он должен бояться. Кровь Рози Дафф перепачкала его одежду и забилась под ногти. Возможно, попала на волосы. Он вспомнил, как откидывал измазанной рукой падающую на глаза челку, когда отчаянно пытался понять, откуда сочится кровь. Все это было достаточно невинно, если полиция поверит его рассказу. Но, благодаря Верду с его извращенным чувством юмора, он оказался без алиби. Прежде всего, нельзя было допустить, чтобы полиция обнаружила великолепно приспособленный для передвижения в пургу автомобиль, сплошь покрытый отпечатками его пальцев. Зигги всегда был очень предусмотрительным, но сегодня вся его жизнь могла слететь под откос из-за одного небрежно брошенного слова. Думать об этом было невыносимо.
Он ощутил облегчение, когда дверь отворилась и в комнату вошли двое полицейских. В одном он узнал начальника, приказавшего отвезти их в участок. Без своего мешковатого пальто он выглядел худощавым и подвижным, с волосами мышиного цвета, более длинными, чем принято сейчас носить. Небритые щеки свидетельствовали о том, что его подняли с постели среди ночи, хотя опрятная белая рубашка и отглаженный костюм выглядели так, будто только что вышли из сухой химчистки. Он плюхнулся на стул напротив Зигги и сказал:
— Я инспектор Макленнан, а это констебль Бернсайд. Нам нужно немного поговорить с вами относительно того, что произошло сегодня. — Он кивнул в сторону Бернсайда. — Мой коллега станет делать заметки, и потом мы подготовим протокол, чтобы вы подписали.
Зигги кивнул:
— Ладно. Спрашивайте. — Он выпрямился на стуле. — Нельзя мне попросить чашку чаю?
Макленнан повернулся к Бернсайду и утвердительно наклонил голову. Бернсайд встал и вышел из комнаты. Макленнан откинулся на стуле и внимательно посмотрел на свидетеля. Странно, как повторяется мода на прически. Темноволосый юноша напротив него ничем не выделился бы из толпы его молодости. На взгляд Макленнана, он ничуть не походил на поляка. У него была бледная кожа и румяные щеки жителя Файфа, хотя карие глаза смотрелись необычно в сочетании с таким цветом лица. Широкие скулы придавали его лицу экзотический вид. Он чем-то напоминал русского танцовщика Рудольфа Нурофена… или как там его…
Бернсайд вернулся почти мгновенно.
— Сейчас принесут, — сказал он, садясь и снова берясь за перо.
Макленнан положил руки на стол и сплел пальцы.
— Сначала личные данные. — Они быстро записали предварительные сведения, а затем инспектор сказал:
— Ужасная история. Вы, наверное, сильно потрясены.
Зигги почувствовал, что его затягивает трясина клише.
— Можно сказать так.
— Я хочу, чтобы вы изложили мне своими словами, что произошло сегодня ночью.
Зигги откашлялся:
— Мы возвращались пешком в Файф-парк…
Макленнан прервал его поднятием ладони:
— Начните немного пораньше. Расскажите обо всем вашем вечере. Хорошо?
У Зигги упало сердце. Он надеялся, что сможет обойти их визит в «Ламмас-бар».
— О'кей. Мы четверо живем в одном здании общежития в Файф-парке и потому обычно едим вместе. Сегодня была моя очередь готовить. Мы поужинали яичницей, чипсами и бобами, а около девяти часов отправились в город. Мы собирались попозже сходить на вечеринку, а сначала хотели выпить пива.
Он замолчал, чтобы удостовериться, что Бернсайд все записывает.
— Куда вы отправились выпить?
— В «Ламмас-бар». — Эти слова тяжко повисли в воздухе.
Однако Макленнан никак на них не прореагировал, хотя почуял, что пульс участился.
— Вы часто там выпиваете?
— Довольно регулярно. Пиво там дешевое, и они охотно обслуживают студентов, не то что в других местах.
— Значит, вы видели там Рози Дафф? Убитую девушку?
Зигги пожал плечами:
— Я, по правде говоря, не обратил внимания.
— Как? Такая красотка, а вы ее не заметили?
— Когда настала моя очередь заказывать, обслуживала не она.
— Но вы наверняка разговаривали с ней в прошлом?
Зигги глубоко вздохнул:
— Как я уже сказал, я никогда не обращал на нее внимания: меня не тянет болтать с подавальщицами в баре.
— Они вам не ровня? Так, что ли? — мрачно уточнил Макленнан.
— Я не сноб, инспектор. Я сам вырос в муниципальном доме. Просто мне не в кайф разыгрывать парня-мачо в пабе. О'кей? Да, я знал, кто она, но все наше общение ограничивалось фразой: «Пожалуйста, четыре пинты „Теннентса“».
— А из ваших друзей кто-нибудь проявлял к ней интерес?
— Я особо не замечал. — Зигги насторожил такой поворот допроса.
— Итак, вы выпили несколько пинт в «Ламмасе». А потом?
— Как я уже говорил, мы отправились на вечеринку к Питу, третьекурснику с математического, знакомому Мэкки. Он живет в Сент-Эндрюсе на Лермонт-Гарденс. Номера дома я не знаю. Мы добрались туда где-то около полуночи и ушли около четырех утра.
— На вечеринке вы все время держались вместе?
Зигги фыркнул:
— Вы когда-нибудь бывали на студенческих вечеринках, инспектор? Знаете, как это выглядит? Вы толпой вваливаетесь в дверь, получаете по пиву и рассредоточиваетесь. Потом, когда решаете, что с вас хватит, смотрите, кто еще на ногах, собираетесь кучей и, шатаясь, выходите в ночь. Пастухом, притом хорошим, обычно бываю я. — Он иронически усмехнулся.
— Значит, вы вчетвером пришли и так же вчетвером ушли, но вам неизвестно, что делали другие в промежутке?
— Да, в общем, так и есть.
— И вы не можете поклясться в том, что никто из них: не отлучался и не возвращался потом обратно?
Если Макленнан ожидал, что Зигги встревожится, то ему пришлось разочароваться. Вместо этого тот задумчиво склонил голову набок.
— Наверное, нет. Нет, — признался он. — Я большую часть времени провел в оранжерее в задней части дома. Там были я и двое ребят-англичан. Простите, не припомню их имен. Мы разговаривали о музыке, о политике… Когда дошли до шотландской автономии, здорово разгорячились… можете себе представить… Я несколько раз ходил на поиски пива, заглянул в столовую, чтобы перехватить еды… Но, нет, я не был сторожем брату моему.