Песни сирен | Страница: 31

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ну, доктор, вы и потрудились!

Тони улыбнулся и отошел наконец от дверного косяка.

— Не думаю, чтобы вы нашли здесь что-то такое, чего бы уже не знали.

— Да, но когда тебе все преподносят вот так, на блюдечке, проще делать выводы.

Тони кивнул.

— Это весьма специфический тип.

— Хотите поговорить об этом сейчас?

Тони посмотрел в пол.

— Я бы предпочел не обсуждать пока мои выводы. Мне нужно все до конца обдумать и еще нужно посмотреть остальные показания свидетелей, прежде чем я займусь профилем.

Кэрол почувствовала разочарование.

— Понятно, — только и сказала она.

Тони улыбнулся.

— Вы ожидали большего?

— Да нет…

Его улыбка стала шире.

— В самом деле?

Улыбка у него была заразительная. Кэрол усмехнулась в ответ.

— Может, надеялась. Но не ожидала. Кстати, одну вещь я там не поняла. НПН? ПН? ННП? Речь ведь не идет о партии националистов или неонацистов, верно?

— Никаких партнеров в настоящем. Партнер в настоящем. Никаких недавних партнеров. Это акронимитис — болезнь, которая поражает всех нас в гуманитарных науках, вроде психологии, социологии. Мы должны мистифицировать непосвященных. Прошу прощения. Я старался избегать жаргона, насколько это возможно.

— Чтобы не ставить в тупик нас, тупых служак? — пошутила Кэрол.

— Скорее из чувства самосохранения. Меньше всего мне бы хотелось дать скептикам в руки еще одну дубинку. Только уснащая свои доклады всей этой ненужной, псевдонаучной бессмыслицей, мне удается убедить людей, что их стоит читать.

— Понятное дело, — с иронией сказала Кэрол. — Пошли?

— Конечно. Но кое на чем я настаиваю, — сказал Тони, внезапно снова становясь серьезным. — Жертвы. Все полагают, что этот убийца охотится за геями. Но ведь гомосексуалистов, не скрывающих своей сексуальной ориентации, живут сотни, может, даже тысячи в Брэдфилде. У нас, после Лондона, самое большое в стране «голубое» сообщество. Но ведь нам ничего не известно о гомосексуальности хоть одной из жертв. О чем это вам говорит?

— Он маскируется сам и охотится только на тех мужчин, которые делают то же самое? — рискнула предположить Кэрол.

— Возможно. Но если никто не знает, что они такие, как он их находит?

Кэрол машинально разглаживала загнувшиеся уголки страниц, давая себе время на обдумывание.

— Журналы знакомств? Короткие объявления в газетах? Многоканальные телефоны доверия? Интернет?

— Да, все это возможно. Но, судя по докладам полицейских, которые обыскивали дома жертв, у них не было таких интересов. Ни в одном случае.

— Что вы пытаетесь мне сказать?

— Я не думаю, чтобы Хенди Энди охотился на геев. Я думаю, что он просто любит их.


Сержант Дон Меррик решил, что никогда еще не был до такой степени сыт по горло. Как будто недостаточно того, что Пучеглаз сидит у него на горбу из-за нового назначения его начальницы, так теперь он стал еще и слугой трех господ. Предполагалось, что в отсутствии инспектора Джордан он должен следить за исполнением ее приказаний, и еще предполагалось, что он работает для Кевина Мэтьюза по делу Дэмьена Коннолли, а также осуществляет связь с Бобом Стенсфилдом по работе, которую он и инспектор Джордан уже завершили по делу Пола Джиббса. И вдобавок ко всему — этот вечер в «Адской Дыре».

По его мнению, ни одному клубу не давали более подходящего названия. «Адская Дыра» рекламировала себя в прессе для геев как «Самый главный клуб в Брэдфилде. Один визит — и вы становитесь его рабом. Вы просто обязаны проводить свою жизнь в „Адской Дыре“!» Все это было замаскированным способом сообщить, что «Адская Дыра» — место, куда можно пойти в поисках партнеров, если садомазохизм всех видов — ваш способ облегчить кошелек.

Меррик чувствовал себя как Белоснежка, попавшая на оргию. Он совершенно не понимал, как ему себя вести. Он даже не был уверен, что выглядит как нужно. Он выбрал старые рваные левисовские джинсы, которые обычно видели дневной свет только если Меррик занимался какой-нибудь домашней работой, простую белую тенниску и поношенный кожаный пиджак, который Дон надевал, садясь на мотоцикл, в те дни, когда у него еще не было детей. В заднем кармане лежали полагающиеся ему по службе наручники, и Меррик надеялся, что они придадут правдоподобие его маскараду. Озираясь вокруг, Меррик подумал, что, похоже, внешне выглядит как они. Что само по себе тревожно. Когда его глаза попривыкли к тусклому освещению, он заметил несколько своих коллег. Судя по всему, им было так же не по себе, как и ему.

Когда Меррик появился здесь в десятом часу, клуб был практически пуст. Чувствуя, что бросается в глаза, Меррик отметил билетик, чтобы потом вернуться, и вышел на улицу. Битый час он бродил по Темпл-Филдз, зашел в кафе-бар выпить капуччино. Он задавался вопросом, почему некоторые из клиентов-геев бросают на него странные взгляды, пока не понял, что здесь он был единственным посетителем, одетым в кожу и деним. Очевидно, он нарушил какой-то неписаный кодекс. Меррику стало не по себе, он проглотил свой обжигающе горячий кофе и снова вышел на улицу.

Он чувствовал себя совершенно беззащитным, когда оказался один на улицах Темпл-Филдз. Все мужчины, проходившие мимо него в одиночестве, парами или группами, мерили его оценивающими взглядами с головы до ног, задерживаясь в районе промежности. Он корчился, жалея, что не надел джинсы, менее плотно облегавшие тело. Когда мимо него прошла, рука в руке, парочка чернокожих юнцов, Меррик услышал, как один громко сказал другому:

— Мировая задница для белого, а?

Меррик почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, но не понял, от возмущения или от смущения. На мгновение он с ужасающей ясностью понял, о чем говорит женщина, когда жалуется, что мужчины относятся к ней как к вещи.

Он вернулся в «Адскую Дыру» и увидел, что народу там прибавилось. Звучала музыка-диско, ритм был таким заводным, что Меррик словно чувствовал его у себя в груди. На танцплощадке мужчины в коже, цепочках и молниях энергично двигались, демонстрируя накачанные мускулы, причудливо пародируя половой акт. С подавленным вздохом Меррик протиснулся через толпу к бару. Он заказал бутылку американского пива, которое показалось ему невероятно безвкусным для человека, привыкшего к пикантной сладости «Ньюкаслского темного».

Снова повернувшись лицом к танцующим, Меррик прислонился к стойке и оглядел помещение, отчаянно стараясь ни с кем не встретиться взглядом. Он простоял так минут десять и внезапно осознал, что стоящий рядом с ним мужчина пожирает его взглядом. Они были почти одного роста, но незнакомец был шире в кости, мускулистее. На нем были узкие черные кожаные брюки и белый жилет. Белокурые волосы подбриты на висках, тело — смуглое и гладкое. Он поднял брови и сказал: