Тайные раны | Страница: 25

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Из футбольных новостей такие вещи не узнать.

Тони изобразил смущение:

— Ну да, время от времени я просматриваю колонки слухов. Вот посмотри.

Он указал на экран. Фотография Харристаунской школы: угловатый флигель из стекла и бетона, примерно шестидесятых годов, пристроен к основному корпусу — кирпичному зданию Викторианской эпохи. Под кратким рассказом истории школы — раздел «Знаменитые выпускники». Два члена парламента; две рок-группы; средней руки детективщик; малоизвестная актриса, какой-то модельер. И Робби Бишоп. Еще пара щелчков мышью — и Тони получил список тех, кто учился в Харристаунской школе одновременно с Робби.

— Кто бы ни дал ему эту ссылку, есть вероятность, что его имя среди них.

Кэрол застонала:

— Надеюсь, это хоть чуть-чуть сузит список.

— По крайней мере, теперь ты ищешь иголку не в стоге сена, а в копне.

— Думаешь, от этого легче? Тут-то и трудность, когда в деле нет явного мотива: не знаешь, с чего начать.

Тони прищурился:

— Для этого я и нужен, верно? Человек, который выдвигает дурацкие идеи и тем самым сокращает список подозреваемых, когда невозможно оттолкнуться от принципа «Кому выгодно?».

Кэрол усмехнулась:

— Пожалуй. Ну, на этой оптимистической ноте я тебя оставлю. Еду в Лондон беседовать с бывшей подружкой Робби.

— С очаровательной Бинди Блис, не так ли?

— Ты совершенно прав. Теперь я понимаю, что означает «просматриваю колонки слухов». А перед тем, как уехать, я отправлю кое-кого добыть как можно больше записей с камер уличного видеонаблюдения, которые установлены в центре города. Им придется попотеть.

— Как просматриваются окрестности «Аматиса»?

Кэрол вздохнула:

— К сожалению, по-разному. Где-то камер чересчур много, где-то нет совсем. Фасад клуба просматривается хорошо, подходы к ближайшим многоэтажкам — тоже. Но возле ВИП-зоны есть боковой выход в переулок. Переулок идет вдоль торца здания, а дальше — целый лабиринт улочек, это же Темпл-Филдз. Несмотря на все наши усилия, камер там до сих пор почти нет.

Они ненадолго замолчали. Каждый вспоминал прошлые дела, связанные с Темпл-Филдз — территорией, умудрявшейся сочетать в себе и район красных фонарей, и квартал геев, и роскошные квартиры, и целый улей мелких торговых предприятий. Темпл-Филдз — смешение и самого крутого и откровенного отстойника.

— В этой части города по-прежнему может случиться все что угодно, — полусонно пробормотал Тони. — И хорошее, и плохое.

Кэрол насмешливо фыркнула:

— Насчет хорошего — поверю тебе на слово.

— Просто мы там всегда видели одно плохое.

— Скажи это Поле.

Голос Кэрол звучал печально: она вспоминала, как однажды Пола чуть не погибла в вонючей комнатке района Темпл-Филдз.

Тони улыбнулся:

— Кэрол, Пола понимает, что такое грех, куда лучше, чем мы с тобой. Ей многое известно про Темпл-Филдз. Долгое время это было единственное место, где ей подобные могли чувствовать себя в безопасности. Геи жили в Темпл-Филдз задолго до того, как тамошний гейский квартал стал модным местом.

Упрек прозвучал мягко, но он напомнил Кэрол: не следует считать, что ее восприятие во всем совпадает с восприятием Полы.

— Ты прав, — согласилась она.

Но тут, постучавшись, вошла медсестра.

— Чем я могу вам помочь?

— Ему нужно болеутоляющее, но он не хочет в этом признаваться, — объяснила Кэрол, вставая и собирая свои вещи.

— Это действительно так?

Тони кивнул:

— Похоже что да.

Медсестра сверилась с историей болезни, прикрепленной у кровати, и заметила:

— Я же вам говорила, здесь мучеников не награждают медалями. Сейчас что-нибудь вам принесу.

Кэрол прошла к выходу вслед за ней:

— Не знаю, когда я вернусь из Лондона, но постараюсь заскочить к тебе завтра.

— Удачи, — отозвался Тони.

Ему не жаль было ее отпускать: это посещение напомнило ему, насколько мало у него сил. Какое облегчение — знать, что сегодня вечером никто уже больше не придет. Есть свои преимущества в лежачем режиме, когда весь твой мир находится на расстоянии вытянутой руки.

Он провел много лет, чувствуя себя ребенком, прижавшимся лицом к окну, как бы подглядывая за счастливыми семьями, которые празднуют классическое диккенсовское Рождество. И он не сразу уяснил себе, что большинство этих счастливых с виду семейств тоже хранят немало мрачных и печальных тайн, как и его собственная семья. Но к тому времени он уже сознательно выстроил себе жизнь одиночки.

А затем в его жизни возникла Кэрол Джордан. Ни учебники психологии, ни тысячи часов врачебной практики не сумели подготовить его к тому, что однажды появится человек, который пройдет сквозь все его защитные барьеры, будто их не существует. Это было одновременно и слишком просто, и слишком сложно. Если бы кто-то из них был устроен иначе, они бы могли влюбиться друг в друга. Но уже на первой стадии их знакомства обнаружилось слишком много препятствий, и теперь казалось, что всякий раз, как он или она осторожно нащупывает возможность сближения, на пути вырастают все новые и новые непреодолимые преграды.

Обычно ему хотелось, чтобы все было по-другому. Но иногда, как вот сейчас, он понимал, что для него и для нее, быть может, вполне достаточно знать, что все, что они делают друг для друга, — вполне бескорыстно, без всякой задней мысли.

Когда она добилась для него доступа в Интернет непосредственно с больничной койки, она не руководствовалась никакими личными соображениями. Зато теперь он будет помогать ей, просеивая информацию из Сети. Просто потому, что он может это сделать.

Когда медсестра вернулась, он покорно выпил лекарство и лег, позволив мыслям порезвиться на свободе. Там, где нет явного мотива, он способен нащупать смысл. Что мог выиграть убийца Робби Бишопа от этого преступления? Если удастся это понять, сделаешь громадный шаг на пути к тому, чтобы определить этого невидимку. По счастью, чтобы проделать такой шаг, ему не нужны здоровые колени. Нужен лишь мозг, которому, по всей видимости, только помогают эти вещества, успокаивающие боль, всасывающиеся в кровь.


Журналисты всегда испытывают острую потребность в информационном поводе. Теперь, когда Робби Бишоп умер, его смерть стала таким поводом, а главное место действия переместилось от больницы к стадиону «Брэдфилд Виктории». Известие распространилось так быстро, что большинство из них прибыли раньше фанатов. Собственно, журналистов и операторов там оказалось больше, чем скорбящих. Было прохладно; представители пишущей и снимающей прессы бесцельно бродили туда-сюда, перебрасываясь невеселыми шуточками и ожидая начала действа.