— Я не очень хорошо знаю такую публику, но представляю себе все это довольно живо... Они привыкли иметь за баксы все, что им заблагорассудится. А тут такой облом...
— Именно облом, — усмехнулась девушка. — Спустя четыре месяца меня перепродали, как породистую лошадку, как восходящую «стар», в самый дорогой, самый престижный, но и самый закрытый ночной клуб Москвы, который в ту пору назывался «Монолит», членство в нем тянуло на тридцать тысяч долларов в год.
Дорохов удивленно присвистнул.
— Нич-чего себе! Живет же, однако, народ... А что значит, Грета, — перепродали?
— Это означает, что владелец одного заведения уплатил владельцу другого довольно круглую сумму. Я тогда не догадывалась, что на мою раскрутку тратят деньги и что сама я тоже стою немалых денег... Там я занималась в точности тем же, чем в «Доллс», но публика была покруче, условия получше, да и получала я на порядок больше.
— Там ты вполне могла заработать не только на учебу в вузе, но даже на квартиру.
Грета подавила в себе тяжелый вздох.
— А у меня, Сашенька, на какое-то время совсем башню снесло. То, чем я там занималась, меня затянуло, как наркотик... Да, я танцевала для них, для этих чудовищно богатых людей, почти обнаженной, но никому из них не позволялось помыкать мною! Никто, даже самый уважаемый гость, не смел ко мне и пальцем прикоснуться! И все это знали, а если кто-то не знал, то охрана или сам хозяин вежливо, но твердо пресекал все подобные попытки... Конечно же, я не была монашкой, но я не была шлюхой, продающейся пусть даже в исключительных случаях и за очень большие деньги...
— Удивительная история, — покачал головой Дорохов. — Но что же случилось дальше?
— Шли месяцы, они складывались в годы... Я не раз давала себе клятвы: все, Грета, пора уходить, добром для тебя этот фантастический карнавал не закончится... Меня звали замуж, не раз и не два... Но, во-первых, я уже сама была хорошо материально обеспечена, а во-вторых, среди моих ухажеров не оказалось ни одного, кто бы мне понравился. И я хотела сначала покончить с работой в «Монолите», а уже потом решать, где и с кем мне жить дальше...
Девушка надолго замолчала, и только когда сидевший напротив нее Дорохов решил уж было, что исповедь подошла к концу, она, словно прочитав его мысли, возобновила свой рассказ:
— Когда я стала настаивать на том, чтобы уйти на «пенсию», это не вызвало восторга у владельцев клуба «Монолит». Поняв, что отныне я не свободна, я объявила забастовку, то есть отказалась от выступлений, которые проходили два раза в неделю. «Все, баста, — сказала я. — С завтрашнего дня ноги моей здесь не будет!»
— И чем закончилась твоя акция протеста?
Она посмотрела ему в глаза, затем медленно, почти по слогам, произнесла:
— Меня посадили на иглу.
— Грета — это твое настоящее имя? — поинтересовался Дорохов, когда они спустя некоторое время возобновили разговор по душам. — Оно идеально подходит танцовщице, сводящей с ума публику в «Монолите», но абсолютно не вяжется с образом девушки, приехавшей в Москву из провинции.
— Да, это мой псевдоним, — кивнула она. — За четыре года я к нему привыкла. Мое настоящее имя... А так ли уж это важно, Саша? Когда-нибудь, если я смогу вернуться к нормальной жизни, я верну себе свое настоящее имя.
— У тебя что, и документов никаких при себе нет?
Она покачала головой.
— Была где-то справка об утрате паспорта, но я и ее недавно посеяла... Документы они отобрали сразу же, как только я оказалась против своей воли у Алексея Романовича, которого с владельцами «Монолита» связывали какие-то общие дела.
— Как фамилия этого человека? Кто он и чем занимается?
— Фамилия? М-м... Не помню... А может, и не знала. Охранники называли его «босс» или «хозяин», и еще несколько раз в разговорах фигурировало «Асмодей» — очевидно, это его прозвище. Мне кажется, прежде он работал в спецслужбах. Он очень скрытный и, как мне показалось, очень опасный человек... Как-то я у него поинтересовалась, чем он сейчас занимается, и его ответ был таков: «Лучше тебе, девочка, этого не знать...» Однажды я видела, как к нему приезжали трое азиатов — то ли узбеки, то ли таджики, но связан ли их визит с его бизнесом... Нет, я этого не знаю.
Сердце у Дорохова екнуло, а следом в его мозгу зажегся красный предупреждающий сигнал.
— Так-так... Именно Асмодей подсадил тебя на героин?
— Не он сам, а его помощник, которого зовут Никита. Но с ведома своего босса, естественно... Я уже была до этого у него в загородном особняке один раз: это был редкий случай, когда я согласилась танцевать вне стен «Монолита». Не знаю, в какой момент я запала ему в душу, но он купил меня или же взял в обмен на какую-то услугу, решив превратить в свою наложницу, в свою собственность. А когда я, узнав, чего он хочет, послала его в известном направлении, меня без долгих разговоров посадили на иглу...
— А потом этот подонок передал тебя по цепочке своим дружкам?
— Да, и все они оказались такими же негодяями, как этот Асмодей.
Она извлекла из сумочки фотографии, которые еще раньше привлекли внимание Дорохова, — он попросил снова показать ему эти снимки. Заодно Грета достала чистый носовой платок и вытерла слезы, выступившие в уголках ее глаз.
— Грета, я вижу, ты очень расстроена... Если хочешь, мы можем прекратить этот трудный разговор и вернуться к нему позже.
— Нет, почему же, — сказала она, комкая влажный платок в своих длинных красивых пальцах. — Мне самой хочется выговориться. Извини, забыла, на чем я остановилась?
— Ты сбежала из клуба «Люксор»...
— Я уже была в «системе» и кололась по три раза в день. Я не очень хорошо тогда соображала, и единственное, чего мне хотелось, — отомстить! Я отправилась к одному хмырю, который долго меня добивался, и ушла от него тем же вечером с пятью тысячами баксов! На следующий день у меня на руках был новенький паспорт, который спустя месяц я то ли потеряла, то ли у меня его вытащили... Короче, я пошла в Сбербанк и потребовала деньги с моего валютного счета. И это требование я подкрепила телефонным звонком еще одного богатенького уродца, для которого, впрочем, я ничего не сделала, а только посулила ему свою благосклонность. Так что я вышла из дверей банка с тридцатью семью тысячами... да, Сашенька, американских баксов!
— А те подонки, которые пытались тебя растлить, они разве не отобрали у тебя все твои средства?
Грета небрежно махнула рукой.
— Они сами настолько упакованы бабками, что никто из них эту тему даже не затрагивал... Короче, я сняла скромную квартирку, потому что боялась, что меня будут искать, ну а сама нашла человека, который взялся собрать информацию на тех, кому я намерена была предъявить счет. Но эти тридцать семь «штук», о которых я говорила, должны были обеспечить лишь первую фазу моей задумки... Я отправилась уже в другой столичный банк, где в депозитарии хранилась моя крутая заначка — преимущественно драгоценности, которыми меня одаривали некоторые мои щедрые воздыхатели. Я обратилась к знакомому еврею с просьбой, чтобы тот нашел хорошего покупателя на мои «брилики». Сказала, что это срочное дело, а потому меня устроит треть цены... Сошлись на ста тысячах, хотя это был сущий грабеж... И тут, Саша, произошло то, что и должно было произойти, — меня «кинули»... Подробности неважны, но развели меня так грамотно, что я и не пикнула! Ну и все... После этого я уже сама пошла вразнос...