— Спасибо тебе, Степочка! — едва слышно прошептала Наташа. — За все, за все!
— Вот чудила! — тоже шепотом ответила Степанида. — Я-то тут при чем? Это они!
— Но они твои друзья! Степка, я так счастлива, ты себе не представляешь!
— Очень даже представляю! Ты, Натка, имей в виду: то, что Костя говорил, — не шутки!
— Ты о чем?
— О том, что нам надо держать язык за зубами.
— Это я поняла. Ой, Степка, давай-ка спать ложиться, сил совсем нет.
— Рано же еще, только полдевятого!
— Все равно. Не могу больше.
— Ладно, ты ложись, а я лучше телик посмотрю.
Между тем Филипп Аркадьевич Пешнев вернулся домой в полном смятении. Бабай явно не имел никакого отношения к ограблению. А уж Лебедуша тем более. Зачем ему было устраивать ограбление, если картина пробыла у него целые сутки и он мог бы просто придумать что угодно, чтобы не отдать ее Пешневу? Значит… Что же это значит? Он вновь стал прокручивать в мозгу все, что произошло сегодня. Сначала дело шло как по маслу. Лебедуша без звука отдал ему картину, он сел в свою «Хонду» и выехал из города. Потом на шоссе спустило колесо… И тут-то это случилось. А если бы колесо не спустило? А может, эти грабители просто позарились на «дипломат», решив, что там деньги или важные документы, за которые можно взять выкуп? Но тогда… Обнаружив картину, они будут весьма разочарованы. И что? Попытаются ее продать? Вряд ли. Они же не знают, что картина краденая, и вполне могут предположить, что хозяин заявит в милицию. Выбросят? Нет, не такие же они недоумки, чтобы не понять — картина стоит денег. И что тогда? Тогда они попытаются найти хозяина и потребовать за нее выкуп. И в этом его последняя надежда. Иначе как он расплатится с Бабаем? Сислей стоит так дорого, что денег, обещанных за него Бабаем, даже за вычетом долга с лихвой хватило бы на несколько лет безбедной жизни за границей. А что теперь?
— Филипп, что случилось? — раздался голос его отца.
— Ничего, папа, все в порядке.
— Я же вижу, что нет! Меня не проведешь! Все сорвалось, да?
— Да, папа, сорвалось!
— Но почему? Как? — всполошился отец. Он был посвящен во все дела сына, и он же в свое время свел его с Бабаем.
Филиппу Аркадьевичу ничего не оставалось, как рассказать отцу все.
— Странная, очень странная история, — сказал отец, потирая переносицу. — Ты, мальчик, прав, это не Бабай. Не его почерк. Но кто же? Кто?
— Никто! Видимо, просто случайность! Роковое стечение обстоятельств. Недаром все-таки говорят — ворованное добро впрок не идет.
— Послушай, я вот что подумал… Откуда взялся сегодня утром этот молодой человек?
— Какой молодой человек? — не понял Пешнев.
— Ну тот, ученик Алтуфьева?
— А, тот… Мы с ним в лифте застряли и разговорились… Папа, но почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты при нем договаривался с Бабаем. Он слышал все, что ты говорил.
— А что я такого говорил? Ровным счетом ничего.
— Ну, это как посмотреть! Ты сказал, что приедешь к нему к пяти часам…
— Папа, побойся бога! Я не назвал ни имени, ни адреса, ничего! Что мог понять, а главное, что мог сделать какой-то студентишка?
— Ты дурак, Филипп!
— Почему?
— А ты еще не понял? Он наверняка не случайно оказался с тобой в лифте!
— Он сказал, что… Что явился за конспектами к своему приятелю, который живет выше…
— А он его не назвал?
— Кажется, нет… И потом, не мог же он знать, что лифт застрянет!
— Если сам не испортил его!
— Ах, папа, ты насмотрелся американских фильмов! — отмахнулся Филипп Аркадьевич.
— Ничего подобного! Я просто уверен, что это дело рук того мальчишки! Он сразу же внушил мне подозрения!
— Но как же он мог…
— Он как-то связан с Истомиными! А ты все сделал так глупо, что их девчонка наверняка тебя заподозрила… Филипп, я убежден, если ты найдешь его, найдешь и картину!
— Но в таком случае она уже наверняка у Истоминых! А второй раз я не сумею ее взять, во всяком случае, так быстро… И потом, как я смогу его найти?
— Мальчик, у тебя мозги отшибло от страха! Он же студент Алтуфьева! Там его и следует искать, на его лекциях!
— Папа, ты гений! — воскликнул Филипп Аркадьевич. — Я действительно разыщу этого парня и поговорю с ним как следует.
— Нет, говорить с ним должен не ты!
— А кто же? Лебедуша?
— Может, и Лебедуша, уж он сумеет из него все вытрясти.
— А если он тут ни при чем?
— При чем, при чем, я совершенно уверен. Я видел, как он вслушивался в твой разговор с Бабаем. С какой стати совершенно постороннему парню так внимательно слушать чужой телефонный разговор?
— Да, папа… У тебя не голова, а Дом Советов, как говорили раньше. Я бы в жизни не сообразил!
— Мальчик, будь я помоложе, этот Сислей уже был бы давно в коллекции не какого-то там Бабая, а Рокфеллера или… А ты? Ты даже до Бабая его не довез! Как ты собираешься жить на Западе с такой дуростью? Или надеешься зарабатывать там своим дизайном?
— Ты же знаешь, на что я надеялся…
— Ну вот и действуй, пока картину не вернули девчонке. А кстати, как зовут парня, ты знаешь?
Пешнев задумался.
— Нет, не помню… Может, он и назывался, но я не обратил внимания.
— Да, горбатого могила исправит, — вздохнул старик. — И вот что, Филипп, не вздумай поехать в Бауманский институт на своей машине.
Филипп Аркадьевич кивнул.
— Хорошо.
— И еще — не вздумай там заловить его. Проследи, куда он пойдет и с кем встретится… Словом, действуй очень осторожно.
— Но, папа… Я же, между прочим, не сыщик!
— Сергея привлеки. В конце концов, он все-таки замешан в этом деле…
— Я так и собирался.
— Тогда позвони ему немедленно, нельзя терять время. Завтра с самого утра поезжайте туда, выясните, что за парень, как зовут…
— Но, папа, это же огромный институт! Мы можем за один день и не найти парня…
— Должны найти.
— Но, папа, мы ведь можем только зря потерять время.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только одно — я вовсе не убежден, что этот парень в чем-то виноват. Это может быть просто случайное знакомство.