– Сейчас сможем. Легко! Но что, если вы зайдете дальше?
Кисть трижды касается моей груди.
– Давай!
В моем состоянии вгонять иглы почти не больно.
– Есть еще одна точка, – тихо говорит он. – Расстегни брюки.
Я не могу сопротивляться. Тушь отмечает точку у основания пениса. А потом туда входит игла. Я поднимаю глаза на Небесного Доктора: он тоже без рубашки и вгоняет себе иглу в точку на груди.
Комната исчезла.
Мы стоим на вершине холма среди цветущих вишен. Или не вишен? Белые и розовые лепестки срывает ветер, закручивая их маленькими вихрями, осыпая нам волосы и плечи.
Впереди Жюстина, обнаженная и босая, как в комнате минуту назад. Она нисколько не стесняется наготы и смотрит на нас счастливо и задорно. Мы чуть позади, раздетые по пояс. С иглами в четырех точках.
– Точки Пути, – слышу я голос Небесного Доктора.
Обернулся, смотрю на него. Игл нет. Вместо них вросшие в кожу маленькие рубины, словно капли крови. Иногда солнце попадает на грань, и камни вспыхивают золотым огнем.
В зеленой долине белеет храм. Я сразу понял, что это храм, хотя он скорее напоминает арену Колизея. Трибуны заполнены народом.
К храму спускается мраморная лестница. По обе стороны от нее преклонили колени люди в ярких шелковых одеждах: алых, синих, зеленых, фиолетовых, серебряных. Позы благоговения, руки сложены, как во время молитвы, в глазах – восторг. Они повторяют какое-то слово, громко, ритмично, хором. Думаю, имя бога на местном языке.
И я понимаю, что мы как-то связаны с этим богом, особенно сегодня, и что вскоре произойдет нечто важное для нас и этих людей, и сделает эту связь неразрывной. Мне легко и радостно. Я знаю, что все правильно, все, как и должно быть, и стремлюсь сердцем к тому, что должно произойти.
Жюстина пробует ногой мрамор лестницы и улыбается.
– Теплый!
Я шагнул за ней и понял, что тоже бос. Теплый мрамор ласкает ступни. Позади послышались гулкие шаги. Я оборачиваюсь: на Небесном Докторе высокие черные ботфорты, украшенные серебряными пряжками, и я понимаю, что его миссия здесь отличается от нашей и что она труднее и менее почетна. Улыбаюсь ему сочувственно и ободряюще. Он кивает. Мы поняли друг друга.
Мы спускаемся к храму, и я вспоминаю этот мир. Он мне знаком так, словно я прожил здесь всю жизнь. Как? Почему? Может быть, видел во снах?
Вряд ли. Все слишком реально. И я понимаю, что человек одновременно живет в нескольких телах, на разных планетах, в разных концах Вселенной. Единый в десяти, может быть, в ста лицах. И эта истина открывается ему во снах, наркотическом опьянении или мистическом экстазе. Здесь, в этом мире с белой лестницей к белому храму, протекает одна из моих жизней, и она приближается к своему пику.
В центре арены цилиндрическое возвышение, к нему ведет еще одна лестница, украшенная золотом, с золотыми надписями на каждой ступени. Это названия этапов восхождения к тому богу, имя которого скандирует толпа. По краям лестницы – золотые желобки, что оканчиваются в воде бассейна перед нами. Через бассейн перекинут золотой горбатый мост.
Желобки для стока крови. Когда мы исполним свою миссию, наша кровь стечет в бассейн и освятит его. И те, кто сейчас стоят на коленях вдоль дороги и на трибунах, почтительно ожидая, чинно и медленно спустятся вниз и намочат в священной воде платки из золотого шелка, чтобы повязать на шею или на руку и носить как оберег и в знак своей причастности к богу. А наши мраморные скульптуры поставят в храме в знак вечного благоговения и любви.
Я оглянулся. Вот они! Сотни скульптур! На арене, на трибунах, у основания мраморного цилиндра – мужчины и женщины, ставшие богами.
Мы взошли на мост. Эротическое возбуждение нарастает, сладкая истома растекается по позвоночнику, и я чувствую, как мой член раздвигает прорезь на черном шелке штанов и поднимает голову. Ни смущения, ни стыда. Так и должно быть. Это значит, что бог принимает жертву, и почтил мое тело благословением. Интенсивность молитвы нарастает, и теперь слово «бог» сливается в один сплошной гул. Я обнял Жюстину. Как же я хочу ее!
– Не здесь! – шепнул Небесный Доктор и кивнул на возвышение. – Там! Вы еще не совсем готовы.
Переходим мост, поднимаемся по ступеням. Небесный Доктор неотступно следует за нами.
Возвышение венчает мраморная полусфера со срезанной вершиной, окруженная желобом для крови. На плоском участке лежат странные золотые корсеты с длинными острыми выступами в районе груди и сетью с иглами для живота и гениталий. Мы преклоняем колени и произносим божественное имя.
Небесный Доктор помогает одеться. Теперь мы не можем обнять друг друга. Объятия несут смерть. Стоит нам обняться, и мой золотой нож пронзит сердце Жюстины, а ее игла – мое сердце. Я знаю, что так и будет, когда придет экстаз.
Сбруя держится крепко, снять невозможно. Но есть много других поз, не требующих объятий. Мы начали с киногамии.
Мои иглы вонзились в ее ягодицы, и первые капли крови падают на мраморный помост. Она дернулась, застонала, но не отстранилась. Ее боль сладка, как последний миг перед оргазмом. А я теперь чувствую связь с тем богом, жертвами которому нам суждено стать, и способен лишь исполнять его волю.
Напряжение нарастает, но не разрешается биением плоти, словно до бесконечности натягивают струну.
Любимая поза римлян сменилась позой Андромахи [9] , и я испытал холод игл Жюстины и их сладкую боль, но оргазм не наступает, а напряжение растет, словно поднимаясь по витой лестнице к вершине башни, подобно музыке Баха, с круга на круг. Я знаю, что мы достигнем пика только в той позе, что принесет нам смерть.
Сладостная истома становится нестерпимой, и я притягиваю Жюстину к себе, принимая нож в свое сердце. Все затопила боль, и сквозь боль я слышу ее крик и чувствую частые ритмичные объятия той орхидеи, в которую я врос, зная о неизбежной смерти.
Мы летим в хрустальный шатер над жертвенным камнем, сияющий, как первозданный свет. А внизу, на белом мраморе, истекают кровью наши тела, и толпа верующих благоговейно ждет момента, когда служитель храма позволит им омочить в ней платки.
Я очнулся на кровати рядом с Жюстиной. Небесный Доктор, улыбаясь, смотрит на нас. Снимает иглы. Жюстина садится, поджав под себя ноги, и придвигается к нему. Целует одну руку, другую. Сползает на пол, встает на колени, и губы касаются сапог.
Мастер вопросительно смотрит на меня. Позволю ли я своей сабе так вести себя с чужим Доминантом. Позволю! Еще как позволю! Я прекрасно понимаю ее чувства.
– Спасибо! – сказал я. – Так хорошо никогда не было.