«Ты его убьешь?»
«Ни в коем случае. Он нужен мне живым».
Но в Южноуральской резервации Кости не оказалось. Запросили соседние. Тот же результат. Объявили глобальный розыск. Ничего. Константин исчез. Казалось, бесследно.
Несколько месяцев не было никаких вестей, пока не стало известно о появлении под Томском таинственного отряда низших, занимавшегося разбоем и убийствами Иных. Таинственность отряда заключалась в том, что его не могли обнаружить по повышенному эмоциональному фону. Отряд-невидимка. Потом стало известно, что низшие захватили склад оружия и строят где-то в тайге укрепленный лагерь. А еще через месяц отряд homo naturalis прорвался в Томскую резервацию и вывел оттуда несколько сотен низших. Заговорили о втором томском бунте. Первый произошел на заре политики тотального уничтожения, когда под Томском была организована первая резервация для homo naturalis, и имел еще более разрушительные последствия.
В этот же вечер ко мне зашел Тим.
«Ну, что, похоже, мы нашли твоего сына. Твой милый мальчик с гитарой под Томском развлекается».
«Не может быть!»
«Не обманывай себя. Все сходится. И место, и время, и свойство невидимости. Завтра летим в Томск. Это наш с тобой крест. Серж нам собирается помочь. Он ведь тоже большой специалист по лесам, как и ты».
Под Томском мы обходили деревни, расспрашивали местных жителей, всем без исключения сканировали сознание. Искали в лоб, методом тыка, но нашли. Вскоре мы с точностью до километра знали расположение лагеря. Тогда туда были посланы войска.
Тим планомерно обходил всех командиров с портретом Кости и убеждал взять его живым.
— Ну, если получится, — с сомнением отвечали военные.
Через несколько дней лагерь был окружен, и кольцо начало сжиматься. По информации перебежчиков, вождь бунтовщиков еще был там и продолжал сражаться. Его описание полностью совпадало с приметами Кости. Мы больше не сомневались. Перебежчиков не убивали, даже не наказывали. Просто отсылали в отдаленные резервации. Мы не хотели пресечь этот поток. Нам нужны были новые сведения.
Лагерь обстреливали нещадно, жгли и бомбили. Через неделю, по нашим подсчетам, там осталось не более сотни защитников. А потом произошло резкое изменение эмоционального фона. Повстанцы неожиданно стали видны. Это могло означать только одно: Константин убит. За глобальным изменением эмоциональности мы могли не заметить этого локального всплеска. Теперь можно было действовать просто. Остановить сердце всех бунтовщиков. Причем одновременно.
«Нет, только не одновременно, — возразил Тим. — Каждому в отдельности. И смотрите, что за человек. Вдруг Костя еще жив».
В тот же день мы начали эту работу, приказав военным прекратить стрельбу. Поток беженцев резко увеличился. Вечером в нашей палатке у нас в ногах валялся здоровый мужик и бился в истерике.
— Они падают прямо у костров, рядом с землянками, один за другим, без всякой причины. Это ужасно! Прошу вас, прекратите! Пощадите нас!
— Удел homo naturalis — слушаться Иных, — жестко сказал Тим. — Когда вы нарушали это правило, вы знали, на что шли.
— Там женщины, дети! Неужели вы всех их убьете?
Тим брезгливо поморщился. Это было смешно даже для Высших с их странной логикой. Нет ничего более глупого, чем спасать в первую очередь самых беззащитных. Спасать надо самых полезных, самых ценных для общества, тех, кто больше всего достиг. Ха! Женщины! Дети!
— Где Константин? — спросил Серж.
— Наш вождь? Я вам скажу, если вы пощадите оставшихся в живых!
— Он еще и торгуется! — усмехнулся Тим. — Просканируй ему сознание.
— Ну, что ж, пусть поторгуется, — пожал плечами Серж. — Жаль тратить на него энергию. У меня следующее предложение: мы объявляем час, в течение которого из окружения в наш лагерь могут перейти все желающие. Мы сохраним им жизнь. За остальных поручиться не могу. Это будет их выбор. Устраивает?
— Да. Костя в одной из центральных землянок. Чуть к северу. Вход завешен синей палаткой. Там одна такая. Он тяжело ранен. В живот. Лежит без сознания… Он умирает.
Все-таки просканировали. Правда.
— Ну зачем я сказал «час»? — опечалился Серж.
Однако обещание выполнили. Исполнение обещаний вызывает уважение низших. И это понимали уже тогда. Лучше завоевать авторитет, чем подавлять бунты. Мы, конечно, не должны опускаться до морали. Мораль — удел низших, искусственная замена разума для недостаточно интеллектуальных существ, костыль для безумцев. Но иногда требования морали совпадают с выводами рассудка.
Из окружения вышло не так уж много людей, в основном женщины и дети. Homo naturalis остались со своим вождем. Как только час подошел к концу, с точностью до секунды, мы остановили сердце всех повстанцев. Одновременно. Не тронули только Костину землянку. Сами пошли туда по вымершему лагерю, лавируя между трупами. Я отодвинул синий полог. Из землянки на меня смотрело дуло автомата. Тим среагировал мгновенно. Костин защитник не успел выстрелить, прежде чем его сердце остановилось.
В землянке горела единственная свеча. Серж зажег фонарик. В глубине комнаты на каком-то старом плаще лежал Костя. Он был невероятно бледен. Больше никого.
Тим подошел к Косте и занялся его раной. Бывший вождь повстанцев был еще жив. Тим снял кровавые гнойные бинты, убил бактерии, вывел гной, вынул пулю, восстановил нарушенные функции, стянул края раны, перевязал.
— Homo naturalis, — сказал он. — Очень плохая способность к регенерации. Я еще займусь его раной в стационарных условиях. Но, надеюсь, выкарабкается.
Потом Тим посмотрел ему в лицо. И Костя открыл глаза.
— Тим, — прошептал он. — Сделай же что-нибудь, Тим! Как больно!
— Все, что надо, я уже сделал. А что касается боли, то это очень полезный механизм природы, служащий выживанию низших видов, не обладающих достаточной силой разума.
— Тим, отключи ее к чертовой матери! Ты же можешь!
— Не вижу необходимости.
— Почему вы меня не убили? Отец, ты тоже здесь? Почему я еще жив?
— Воля Высших.
— А-аа.
Из нашего лагеря принесли носилки. И мы приготовились погрузить на них Костю.
— У него будет болевой шок, — заметил Серж.
— Ладно, живи! — бросил Тим, и Костя задышал ровнее.
— Спасибо… товаби. И… как вас зовут? — он посмотрел на Сержа. — Ваби? Товаби?
— Серж. Товаби, хотя это не важно.
— Спасибо, у вас есть сердце, товаби.
— Действительно, есть, но во всем подчиненное разуму, — усмехнулся Серж.
— Хоть что-то!
Костю аккуратно положили на носилки и доставили в лагерь. Несколько дней он провалялся в томской больнице, прикованный наручниками к кровати. Тим опекал его.