— Ну что, будем оформлять арест, — печально сообщил инспектор.
— Вы что, с ума сошли? — вспыхнул я.
— Нас не интересует ваше мнение на этот счет. Ваш паспорт, деньги, ценные вещи.
Я достал паспорт. Дипломатический! Санти оторопело посмотрел на него.
— Что же вы сразу не показали? — пролепетал он.
— С вами было очень интересно беседовать.
Честно говоря, я просто переволновался и начисто забыл о своей дипломатической неприкосновенности. Но не объяснять же это полицейским.
— Так я могу идти?
— Нет. Теперь мы будем добиваться высочайшей санкции.
Инспектор Санти поднял трубку телефона, но номер набрать не успел, потому что дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Господь в сопровождении свиты. Санти вскочил на ноги.
— Что здесь происходит? — строго спросил Учитель. — Как вы посмели арестовать апостола?
— Мы его не арестовали… У него дипломатическая неприкосновенность…
Господь внимательно посмотрел на него, потом на меня.
— Передо мной ни у кого нет никакой неприкосновенности, запомните это. Но не перед вами. Пьетрос, ты свободен. Иди сюда. Дело о моем убийстве передается в ведение Святейшей Инквизиции. Пьетрос, ты будешь его курировать. Инспектор Санти, снимите перчатки!
— Что? — Санти удивленно посмотрел на Господа.
— Снимите перчатки!
Инспектор послушался. На его правой руке маленьким спрутом вился Знак Спасения, а вместо левой был протез.
— Ладно, — смягчился Господь. — Вы переходите в подчинение к Пьетросу. Продолжайте расследование. Вы довольно глупо начали, но я желаю вам исправиться. Пьетрос, пошли!
Мы вышли на улицу и загрузились в длиннющий «Линкольн» Господа.
— Да, достается тебе, — улыбнулся Учитель.
— Простите меня, я не успел отдать приказ о казни бунтовщиков, — понуро проговорил я. — Меня арестовали.
Господь рассмеялся
— Им надо памятник поставить за то, что они тебя арестовали.
Я удивленно взглянул на Учителя.
— Америка собралась к нам присоединяться, — пояснил он. — А казнь очень бы повредила нашему имиджу. Не время. Пусть живут. Пока. Если бы не это, твой инспектор Санти болтался бы на виселице рядом со священниками!
Я похолодел. Нет, инспектор Санти, вероятно, вполне заслуживал такой участи, сволочь полицейская. Но Господь стал каким-то нервным… Я начинал его бояться.
— Извини, что не выручил тебя раньше, — мягко сказал Господь, словно почувствовав мой страх. — Я был на заседании конклава.
— И кто теперь папа?
— Никто. — Учитель усмехнулся — Я здесь, и мне больше не нужен наместник.
Всю неделю мы занимались переездом в Ватиканские дворцы, а потом провожали Учителя в Америку. С ним летели Мария и, как всегда, любимчик Иоанн.
— Слушай, Петр, я кое-что обнаружил, — шепнул мне Марк, когда мы возвращались из аэропорта.
— Да?
— Я веду параллельное расследование. С моими ребятами. Сегодня вечером, часов в одиннадцать, я за тобой зайду. Увидишь нечто интересное.
На всякий случай я приказал Санти быть на рабочем месте и прихватил с собой сотовый телефон.
Ехали мы куда-то за город. У подножия невысокого холма Марк остановил машину.
— Выходим. Дальше только пешком.
На холме находились какие-то старинные развалины, похоже, не особенно популярные среди туристов, судя по царящему здесь безлюдью. Обломки древних мраморных плит и колонн, поросшие кустарником, освещала огромная полная луна. Снег сошел, но было еще влажно и прохладно.
Вдали замерцал огонь.
— Что это?
— Сейчас увидишь, — невозмутимо ответил Марк. — Тише! Ложись!
Я печально посмотрел на еще не высохшую весеннюю грязь.
— Не дай бог, они нас заметят! — шепнул Марк, так надавив на слово «они», что я решил подчиниться и нехотя опустился на землю.
Марк достал внушительных размеров армейский бинокль и протянул мне.
Там горели костры. Точнее, четыре костра. А в центре, между ними, стоял высокий белый камень, похожий на остов колонны языческого храма. Возле костров суетились люди. Пять человек. Нет, не суетились, а двигались в строгом порядке, подчиненном неизвестному нам сценарию. Четверо кружились вокруг костров и что-то бросали в огонь, а пятый стоял у камня, воздев руки к черному ночному небу, и, кажется, говорил.
— Марк, давай подойдем поближе. Здесь ничего не слышно, — одними губами прошептал я.
— Зато тебя слышно за версту. Топаешь, как гиппопотам!
— Я постараюсь поосторожнее.
— Ладно.
Когда мы подползли ближе, до нас донеслось заунывное пение и звуки флейты, холодные и пронзительные, как ледяная игла. Потом тот, что в центре, заговорил, но я не понял ни слова. Тарабарщина какая-то.
— Марк, кто это такие?
— Точно не знаю, но все ниточки тянутся к ним.
— Как ты на них вышел?
— У меня свои осведомители. Да и у Санти неплохая база данных. Ты вообще читал дело, куратор?
— Читал, конечно.
— Помнишь запись об исчезновении слуги, который подавал кофе?
— Угу.
— Так вот, мои ребята его нашли. Точнее, то, что от него осталось. И не только его. Там в катакомбах есть еще кое-что. Завтра покажу. Смотри, смотри!
Я посмотрел в бинокль, который мне сунул Марк. Да, действительно, там происходило нечто интересное. В руках у того, что в центре, билась небольшая белая птица. По-моему, голубь. Он положил голубя на алтарь (в этот момент я неожиданно понял, что обломок колонны может быть только алтарем, и ничем иным), достал кинжал и вонзил его в белое тельце. Кровь забрызгала его руки и белоснежные птичьи перья. На алтаре стояла чаша, кажется серебряная, и туда была собрана кровь. Жрец, или кто там, плеснул из чаши в ближний к нам костер, потом в следующий против часовой стрелки, потом дальше. При этом он повернулся к нам спиной. Он был одет в длинный черный плащ-накидку, на котором сиял большой золотой Знак Спасения
— Ты ошибся, — прошептал я. — Они верные. Они не могли желать смерти Учителю.
— Факты говорят о другом. Думаю, что они должны быть как минимум, арестованы, а там пусть Господь сам разбирается.
— У нас нет оснований для ареста.
— Какое сегодня число, Петр?
— Двадцать восьмое февраля.