Кто-то схватил меня за руку и потянул к окну. Мы отчаянно нырнули в стремительно сужающийся проем и упали на асфальт. От нас медленно уплывал и складывался, как картонный, огромный дом на той стороне улицы, а по середине мостовой пролегла пропасть шириной по крайней мере в метр, которая продолжала расширяться. Разом погасли фонари, и все кончилось.
И я услышал стоны. Одновременно, со всех сторон. Словно ветер.
— Что это? — спросил я у тьмы.
— Люди под завалами, — ответил голос моего соперники по бильярду.
— Так это вы меня спасли? Спасибо, я ваш должник.
Я поднялся на ноги.
— Вы не только мой должник, вы мой раб на следующие две недели, — напомнил мой спаситель.
— Как вы можете помнить в такой момент о какой-то дурацкой ставке!
— Как я мог заподозрить европейца в том, что у него есть честь, — вздохнул Луис.
— У меня есть честь, но сейчас надо спасать людей!
— Сядьте, здесь везде трещины. Вы им ничем не поможете.
— У меня друг пошел в район Есивара. Я должен узнать, жив ли он.
— Вы никуда не пойдете.
Это начинало раздражать. В конце концов, что мне клятва? Господь — моя совесть и моя честь. Только те клятвы верны, что даны ему на верность. Но Луис Сугимори спас мне жизнь, Ладно, еще неизвестно, кто в конце концов окажется господином, а кто рабом.
Я достал сотовый и попытался позвонить. Он не работал.
Глаза постепенно привыкали к темноте. Мы стояли среди завалов, остатков домов, за несколько минут превратившихся в горы строительного мусора. Асфальт прорезали глубокие трещины, а на островках толпились люди — немногие спасшиеся.
Вдруг из-за поворота на бешеной скорости вырвался автомобиль. Я замахал руками, но было поздно. Он попробовал затормозить, чем только ухудшил дело. Так у него был один шанс из ста перескочить через трещину. Теперь не осталось ни одного. Машина резко повернула и полетела в пропасть. Я рванулся к краю, но Сугимори схватил меня за руку.
— Не смей!
И был прав. Раздался взрыв, из трещины вырвался столб пламени. Я прикрыл глаза рукой и отвернулся. Потом поднял голову. Передо мной лежали развалины бильярдной, ярко освещенные огнем взрыва. Из-под сломанной балки торчала рука с Солнцем Правды. Сергей? Или Артем? Послышался слабый хрип. Рука дернулась, и Знак начал исчезать. И я понял, что его обладатель умер. Так мы умираем. Бессильная безжизненная рука под грудой камней. Рука без Знака.
Я почувствовал себя неважно и сел на асфальт.
…Близился рассвет, Светлело небо над полуразрушенным городом, Подул слабый утренний ветер. В конце улицы, направо от нас, появилась группа людей. Когда они подошли поближе, я узнал Господа. Он шел впереди, сопровождаемый парящими в нескольких сантиметрах над землей бессмертными даосскими воинами, прямо вдоль трещины, Он шел, и разлом схлопывался перед ним. словно края чудовищной раковины или гигантские челюсти. Не оставалось ничего. Гладкая мостовая.
Я закричал на него:
— Почему ты этому не помешал?
— Здесь зона повышенной сейсмической активности, Пьетрос, — спокойно ответил он. — Полторы тысячи землетрясений в год.
— Но все же в твоей власти!
— Эта земля так сотворена.
— Почему?
Эммануил опустил голову и подошел совсем близко.
— Я не единственная сила в этом мире, — тихо сказал он. — Умножение добра приводит к противодействию. Зло восстает на нас со всей ненавистью. Я никогда не говорил вам, что мы обойдемся без борьбы.
Я склонил голову,
— Да, Господи. Что я должен делать?
— Пойдем, у нас много работы.
Я подчинился.
Луис, до этого момента стоявший рядом и во все глаза глядевший на Господа, сделал шаг вслед за мной.
— Кто этот человек? — резко спросил Господь.
— Это Луис…
— …Сугимори Эйдзи, — с поклоном закончил японец.
Господь вопросительно посмотрел на меня.
— Он спас меня во время землетрясения.
Эммануил перевел взгляд на Эйдзи.
— Благодарю вас, господин Сугимори. Буду рад видеть вас в моей резиденции.
Японец низко поклонился.
Мы занимались ликвидацией последствий землетрясения, и ни на что другое не оставалось времени. Сугимори не оставлял меня ни на минуту и давал весьма неплохие советы, которые, вероятно, считал приказами. Я доверял знаниям местного жителя и советам его следовал.
Марк был живехонек и трудился вместе с нами. По его словам, он спас из-под завала хозяина какого-то веселого заведения. То ли Такаги, то ли Тагаи. И тот обещал по гроб жизни поить его бесплатно. Марку это было не очень нужно, но все равно приятно. Все экономия…
Эммануил показал себя заботливым государем, не видящим разницы между старыми и новыми подданными Он вбухал в восстановление Токио ничуть не меньше денег, чем пару недель назад в войну с Японией. Ходили упорные слухи о воскрешении им нескольких мертвецов извлеченных из-под завалов. Не знаю. Не видел. Давненько он никого не воскрешал.
Дело кончилось тем, что император признал Господа одним из ками первой категории высшего ранга [49] . Эммануил был в некотором недоумении относительно того, как к этому относиться.
— Император очень тонко поступил, — успокоил его Варфоломей. — Он не присвоил вам ранг, как другим ками, боясь вас обидеть, а признал его уже существующим.
— Но я не один из ками!
— Здесь все очень запутано, Господи. Некоторые местные философы считают Аматэрасу проявлением космического будды Вайрочаны, а остальных ками проявлением будд и бодхисатв. Или наоборот, бодхисатв — проявлением ками, а христианских святых — проявлением бодхисатв. Местное население рождается по-синтоистски, венчается по-католически и умирает по-буддистски. Недавно в одном из дворцовых покоев я обнаружил прелюбопытную вещицу: христианский крест с буддой Амидой вместо Христа. Так что я ничуть не удивлюсь, если услышу, что Христос — тоже один из ками. А то, что будда Вайрочана и Бог-Творец — одно и то же, так это просто самоочевидно.
Господь улыбнулся.
— Очень разумный подход. Везде бы так!
Он отпил глоток чая и откинулся на спинку дивана. Было жарко, и Господь был одет по-европейски: в джинсы и белую рубашку, распахнутую на груди. Почти как в первый день нашего знакомства. Мы, то есть Варфоломей, Марк и я, стояли перед ним. Обстановка кабинета представляла собой компромисс между европейской модой и местными традициями: стол, стулья и диван соседствовали с раздвижными дверями на террасу — сёдзи, но не бумажными, а из матового стекла. На сёдзи падала чёткая тень дерева.