Энто остался дома один. Его нисколько не радовала ближайшая перспектива: ему предстояло в течение длительного времени находиться совершенно раздетым в суровых погодных условиях и быстро ехать на проклятом квадроцикле по пересеченной местности, трясясь и зажимая яйца. На улице было жутко холодно, температура поднялась не выше тридцати градусов по Фаренгейту. Значит, пальцы у него окоченеют и станут синими, а когда он наконец доберется до места, начнется новая игра, его будут гонять туда-сюда командами по рации или сотовому телефону с целью привести на позицию для стрельбы, где он окажется так близко от своего врага, что малейшая ошибка в положении приклада или нажатии на спусковой крючок — и ему придется носить в себе пулю калибром 7,62 мм до конца жизни или последние восемь секунд, через которые он умрет от потери крови.
Энто собирался намазать свое тело, в первую очередь руки и ноги, толстым слоем масла, чтобы хоть как-то противостоять холоду, и надеть перчатки и носки: определенно, старый козел не станет на это жаловаться. Также надо наглотаться амфетаминов, этих лучших химических приятелей солдата, поддерживающих агрессивность, быстроту реакции и внимание на высшем уровне до тех пор, пока не дадут о себе знать естественные соки боевого возбуждения.
Энто попытался заснуть, но не смог; он схватил одну довольно сальную книжонку, но и та его не успокоила; ему не хотелось мешать спиртное с таблетками, которые он примет перед выходом, поэтому он просто сидел, стараясь утешить себя воспоминаниями обо всех, кого когда-то убил.
Лучшее воспоминание: шайка арабов устроила засаду в трущобах Басры, их выдал тот иракский подполковник, не устоявший перед водными процедурами. И вот Энто с Имбирем двигаются с востока, Реймонд атакует с запада, а Джимми сидит с биноклем. Для настоящего снайпера это было ни с чем не сравнимое удовольствие. Всего за пару минут Энто завалил девятнадцать человек: он стрелял, находил новую цель, снова стрелял, молниеносно передергивал затвор, каждый раз наблюдая, как плохой парень разворачивается к нему, получив пулю, затем превращается в обмякший куль, после того как смерть отправляет его душу в небо, и валится на землю с глухим стуком безжизненного мешка костей и мяса. Бежать врагам было некуда, такой уж они придумали план: взорвать английский «хамви» в месте, все выходы из которого перекрыты, а затем перестрелять оставшегося в живых противника. Ха! Ребята подорвались на собственной мине, это точно.
Черт побери, именно ради такого дня и живет снайпер. Энто сомневался, что даже Свэггер в лучшие годы поражал столько целей с такой скоростью. Возможно, ему и приходилось убивать больше за один день, однако это было растянуто во времени, сопряжено с необходимостью передвигаться, держась впереди тех, кто охотился за ним, — совершенно другая история. Но Свэггер точно не сталкивался с такой молниеносной стрельбой. Возможно, нечто подобное испытывает пулеметчик, однако опять же у него все по-другому: быстрые размытые силуэты, частая дробь пулемета, дождь стреляных гильз, вспышки, вырывающиеся из дула, и сплошной грохот выстрелов. Энто же слышал лишь приглушенные хлопки винтовки «экьюреси» с глушителем, и каждый образ, увиденный в перекрестье прицела, запечатлелся у него в памяти.
Являлись ли эти арабы повстанцами? Энто стрелял так быстро, а Имбирь так ловко менял ему магазины, что не было времени определить, у каждого ли за спиной красноречивый «Калашников»; но какое это имело значение? На самом деле, никакого, и пусть всякие сердобольные дамочки вопили «зверство», «побоище», «преступление» и что там еще. Цель заключалась в том, чтобы дать сволочам по полной вкусить уничтожение, которое бы преследовало их в кошмарных снах. Возможно, именно после того случая положение в Басре стало круто меняться, однако группе Энто никто не сказал спасибо, а вскоре за них взялась Клара Бартон.
Энто взглянул на часы: половина пятого утра. Он убил достаточно времени. Пора начинать намазываться маслом.
Никто не сломался, хотя Имбирь, не отошедший до конца от легкого сотрясения мозга, был не в лучшей форме. Он дышал отрывисто, зажимал бок и низко пригибался. Пошатываясь, Имбирь клялся, что с ним все в порядке, но Джимми ему не верил. Восемнадцать миль по пересеченной местности — нелегкое испытание, вдвойне сложное из-за тяжелого снаряжения за плечами, а также дополнительного груза в виде винтовки Грогана и его рюкзака с одеждой, которой, правда, было по минимуму. Ирландцы поднялись наверх, спрятали вещи Энто там, где он велел, и застыли у самого гребня, глядя вниз на широкую долину, погруженную в темноту. Сверхосторожный Джимми снова сверился с Джи-пи-эс и убедился, что перед ними та самая долина, которую выбрал Энто, южное стекло тех очков, что были на карте.
Имбирь жадно глотнул воды из трубки, идущей от рюкзака.
— Полегче, приятель, — предостерег его Реймонд. — К полудню она тебе очень понадобится.
— Да со мной все в порядке, — заверил Имбирь. — Просто у меня раскалывается голова, твою мать. Этот козел славно меня отделал.
— Да, это точно, он свое дело знает, — согласился Реймонд.
— Завтра мы увидим в траве его труп.
— Непременно увидим.
— Отлично, ребята, пора помочиться в последний раз, а затем начинать маскировку.
Все трое быстро опорожнили мочевые пузыри, после чего надели взрослые подгузники, натянули штаны и застегнули молнии. Затем настал черед раскрашивать лица, что не вызвало особого труда, поскольку ребята обладали большим опытом в этом театральном искусстве. Как только лица стали серо-зелено-бурыми, все трое втиснулись в маскировочные халаты и туго застегнулись. Далее последовал нелегкий труд надевания рюкзаков и шляп, и наконец все взяли винтовки.
Разумеется, теперь они напоминали ожившие кусты, творение мультипликационной студии. Когда три здоровенных хищника, облаченные в фактуру естественной природы, с рюкзаками со снаряжением и зловещими орудиями смерти за спиной начали ползком спускаться, им уже было гораздо тяжелее. На полпути они разделились: напарники Джимми и Реймонд направились на огневой рубеж, а Имбирь продолжил путь прямо, собираясь вместе с М-4 залечь рядом с ручьем и, по замыслу, рядом с местом действия.
Холодный ветер больно кусал. Энто решил хотя бы до квадроцикла дойти в шлепанцах. Луны над головой не было, но одна часть неба была озарена лунным сиянием, другая же, темная, сверкала миллионами звезд. Энто с трудом различал ориентиры, несмотря на то что некоторые из принятых им таблеток, как утверждалось, улучшают способность видеть в темноте. Энто был напряжен, на взводе. Его уши были закрыты наушниками, подключенными к рации, которая висела на поясном ремне — единственном предмете его одежды.
— Картофельная Башка?
— Говори, — проворчал Энто.
Ответом ему стало невнятное бормотание, обильно наполненное треском статического электричества.
— Что?
— Я сказал, сни… носки.
— Идиот! У меня ноги отмерзнут.
— И… перчатки.
— Что, что? Я тебя едва слышу, радиосвязь просто дерьмовая. Нельзя перейти на сотовый? Так будет гораздо разборчивее.