В районе Коломны, по свидетельству имперского посла Герберштейна, крымские войска встречаются с казанскими. Основные татарские силы к Москве не подходят, оставшись «промеж Северка-реки и Лопасни». [18]
С крымским ханом действует литовский отряд черкасско-каневского старосты Евстафия Дашковича. Пан хочет проникнуть в Рязань хитростью, предложив рязанским жителям устроить торг по выкупу русских пленников. Однако литовцы отражены от Рязани артиллерией немецкого специалиста Иоганна Иордана, который не купился на черкасско-каневские хитрости.
Всего в нашествии 1521 г. крымцы и казанцы взяли до 150 тысяч русских пленников. Литовский Острожский летописец оценивает число пленных в 300 тысяч, имперский посол еще выше.
«Может показаться невероятным, — писал Герберштейн, — но говорят, что число пленников было более восьмисот тысяч. Частью они были проданы туркам в Кафе, частью перебиты, так как старики и немощные, за которых невозможно выручить больших денег, отдаются татарами молодежи, как зайцы щенкам, для первых военных опытов; их либо побивают камнями, либо сбрасывают в море, либо убивают каким-либо другим способом…»
Даже и минимальная оценка показывает страшный характер разорения — в тогдашней России едва ли 4,0–4,5 миллиона жителей.
Для крымцев русские пленники были товаром, причем дешевым, подвергавшимся во время тяжелой транспортировки через степь «естественной порче». Вероятно, количество убитых в дороге ослабевших пленников было не менее количества рабов, проданных на крымских работорговых рынках.
После набега 1521 года Василий становится данником Крымского ханства, таким образом была возоблена недобрая традиция выплаты «татарского выхода».
В сентябре следующего происходит нападение казанцев, «приходили татары и черемисы в галицкие волости». [19]
В апреле 1523 г. был арестован и заточен новгород-северский князь Василий Шемячич, не столь давно «переехавший» вместе со своим владением из Литвы. Во время крымско-казанского набега 1521 г. он не пошевелил пальцем ради обороны страны. Шемячич даже не предупредил великого князя Василия III о передвижении татарских войск. Когда арестованного князя доставили в Москву, некий юродивый ходил по городу с метлой, объясняя, что «теперь настает удобное время для метения, когда следует выбрасывать всякую нечисть». Метла позднее сделается символом опричников.
Великий князь Василий III, наконец, переходит к решительным действиям, он совершает в 1523–1524 гг. два похода на Волгу, в результате которых появляется город-крепость Васильсурск.
Весной 1524 казанский хан Саип-Гирей передает власть своему племяннику Сафа-Гирею, вызванному из Крыма. В Казань приезжает множество крымских феодалов. Размеры поборов с податного населения сильно возрастают. Ясачные чуваши, марийцы и удмурты почти ежегодно призываются в ханское войско для ведения войн против русских.
Сам Саип-Гирей отправляется в Стамбул, пополняя султанский «кадровый резерв». (Из Стамбула он возвращается в 1532, только уже в Крым, где садится на ханский трон.)
В 1525 русские казаки доносят из-под Азова, что из Крыма выступила 50-тысячная орда, в составе которой 15–30 тысяч «турецкой силы». Похоже, что это первый пример масштабного участия турок в крымском набеге.
В 1527 г. крымский калга Ислам-гирей с войском в 40–60 тысяч был остановлен на Оке, русским даже удалось отбить полон.
В следующем году казанские татары напали на Унжу «безвестно» — то есть, их нападение оказалось абсолютно неожиданным.
Всего в двадцатые годы происходит четыре крымских набега и три казанских.
После 1521 года происходит некоторое сокращение интенсивности набегов. Очевидно, это связано с тем, что московское правительство, завершив русско-литовскую Смоленскую войну, направляет массу усилий на укрепление казанского и крымского порубежья. Усиливается оборонительная линия на на Оке, обеспечивается охрана всех «перелазов» и бродов. Коломна, с ее мощной каменной крепостью (толщина стен до 4,5 метров), становится центром оборонительной системы «берега», куда в опасное летнее время приходит с полками сам великий князь.
«Берег» дополнен Засечной Чертой и цепью крепостей и острогов к югу от нее. Организуется сторожевая и станичная служба на всей «крымской украйне».
После 1521 года от 25 до 65 тысяч боярских детей, посошных людей, городовых казаков мобилизуется ежегодно для несения пограничной службы.
Дозоры и станицы рязанских и путивльских казаков теперь появляются в двух днях пути от турецкой крепости Азова и на Днепре, образуя своего рода систему раннего обнаружения.
В начале тридцатых (до смерти великого князя Василия) оборона крымских и казанских рубежей происходит весьма активно. «Наряд был великий, пушки и пищали поставлены на берегу на вылазах от Коломны и до Каширы, и до Сенкина (брода), и до Серпухова, и до Калуги, и до Угры». Новые крепости появляются в Чернигове, Кашире, Зарайске, Пронске — для прикрытия Изюмского, Кальмиусского, Ногайского шляхов, по которым идут степные орды. Полки выдвигаются за Оку, в города «от поля», в Тулу, Одоев, Белев, Пронск, Зарайск.
Становится правилом выделение сильного резервного войска, которое стоит лагерем за 20 верст от Оки, в районе р. Пахры, непосредственно позади «берега».
Дозорно-сторожевую и станичную службу в степях между Волгой и Доном несут «казаки городецкие» и «казаки касимовские», на «северской украине» сторожевая служба возложена на «казаков путивльских» и «севрюков». Последние — ненадежные люди, которые могут находиться в связи с черкасами — казаками черкасскими и каневскими, подданными Литвы, нередко участвующими в набегах на московские пределы.
Московская конница по вооружению не превосходила крымцев. У части русских всадников имелось ручное огнестрельное оружие, завесные пищали. Но оно не было слишком удобным и скорострельным, появление эффективного оружия с колесчатыми замками еще впереди. Тем не менее, дворянская поместная конница почти всегда побеждала крымцев в открытом столкновении, в «поле» — и татары старались избегать такого боя.
Но глубокие наступательные операции по-прежнему у Москвы не получаются.
Летом 1530 пошла под Казань большая русская рать, судовая и конная, под началом кн. Ивана Бельского и кн. Михаила Глинского. 10 июля соединившиеся русские силы разбили казанцев, взяли острог и стали готовиться к штурму города. Некоторые летописцы сообщают, что казанский гарнизон бежал и ворота города были открыты. Однако русские воеводы литовского происхождения, князья Глинский и Бельский, завели местнический спор, кому же первому въезжать в город. Пока начальники спорили, начался сильный дождь. Посошные люди и пищальники, намокнув, бросили к чертовой матери всю артиллерию и разошлись (нет, это точно не рабы). Артиллерия досталась воспрявшим казанцам. Воеводы ограничились взятием присяги с казанцев — исполнять волю великого князя московского и отпустить русских пленников — и, легко удовлетворившись этим, удалились восвояси.