Подошел капитан Серов — с большой струбциной в руке.
—Попробуем? — спросил он.
— Валяйте.
В глазах капитана горел огонь. Шляпа его лежала на верстаке, открыв на всеобщее обозрение реденькие рыжеватые волосы.
Он все сделал лично: всунул коленный сустав пленника в струбцину и принялся медленно закручивать винт. Сухо затрещало — как хворост в костре.
— Кто организовал побег?! — взорвался воплем офицер ФСБ.
Приятно было посмотреть, как виртуозно он вошел в раж.
Однако результат был нулевым. Не издав ни звука, Вечный потерял сознание…
— …Так и не ясно — замешан Конов, не замешан? — сказал полковник Лебедев. — Что думаешь, капитан?
— Думаю, Вечный действовал по приказу Конова. Во всяком случае, освободить сына медсестры от армии мог только главврач, если смотреть реально.
— А на хрена?
— Чтобы его порученец заблаговременно втерся в доверие к медсестре.
— Версия, похожая на правду… Но все равно — мотива нет. Конов что, уже три месяца назад замыслил эту комбинацию? В мае? Да наш клиент только в апреле поступил к нему! Не очевидно, капитан.
— А у кого в этой богадельне есть мотив? Они там все психи, все до единого. Может, у главврача тоже… это… в голове замкнуло.
— Скорее, замкнуло как раз у Вечного. Очень хочется надеяться. Потому что если главврач такие коленца танцует… ты хоть понимаешь, что это значит?
Несколько секунд висела трагическая пауза. Офицеры, не сговариваясь, посмотрели на пленника, — вероятно, среагировали на слово «коленца». Того уже положили на бетонный пол и сняли струбцину с сустава.
Капитан Серов предложил:
— Заказать «правдодел»? Через полчасика привезут.
— Боюсь, только добро переведем. Черт его знает, какая там психохимия у него в крови.
— Может не сработать и без посторонней психохимии. Если в коре головного мозга есть очаговые процессы…
— Не умничай, Серов. Кто мне вкручивал, что этот мышонок запищит от одного вида моих клыков? Короче, не будем усложнять. На тебе — сын медсестры. Выясни, какие шестеренки были задействованы и кто их крутанул. Желательно, к утру.
— Сделаю.
— Ну, лады. А за Коновым мы сами присмотрим.
— С его стороны есть какие-нибудь движения?
— Какие там движения! Уехал из больницы рано — и прямиком в областной Главк. Общался со следаками. Вернулся домой, никуда не заезжая… Хотя, мы сейчас спросим.
Полковник Лебедев снял с пояса трубку:
— Это «примул». Что нового?.. Так… Продолжайте наблюдение. Отбой… Ничего, — сказал он капитану. — Конов весь вечер сидит дома, никто к нему не приходил, никаких телефонных звонков. Телевизор смотрит.
— Товарищ полковник, он очухался, — кликнул боец, занимавшийся пленным.
Офицеры подошли к телу и присели на корточки. Глаза у психа были закрыты, но веки подрагивали.
— Вечный, — позвал полковник.
— Где? — шепотом отозвался тот.
— Не юродствуй, мышонок. Ты понимаешь, что если ничего нам не скажешь, тебя убьют?
Вечный приоткрыл один глаз и попытался улыбнуться.
— Я видел… ваши лица… плюс запомнил место… сами показали, ваше… благородие.
— И что?
— Вы знали с самого начала… что меня убьете… и я знал…
— Если знал, зачем позволил себя мучить? — изумился полковник. — Наплел бы с три короба, мы ж все равно проверить не смогли бы.
— Я вам… правду говорил… и плюс к тому…
— Что — плюс?
— Пожить чуть-чуть… хотелось…
Полковник Лебедев встал. Капитан тоже встал.
— Тебе есть еще что сказать, Вечный? Хоть что-нибудь?
Пленник закрыл глаз.
Полковник недолго подождал и распорядился:
— Унесите и закопайте.
— Живьем? — деловито уточнил бритоголовый «пиджак».
— Мы что, звери? Сначала кончите, само собой. На свежем воздухе. «Точку» мне не загадьте.
Он пошел к дверце в воротах.
— Я! — вызвался капитан Серов. — Я кончу!
В глазах офицера вновь разгорелось пламя. Шляпа по-прежнему лежала на верстаке.
— Ну, развлекись, если хочешь. Сними стресс…
Через несколько минут минивэн начальника исчез в ночи.
Темные фигуры вытащили тело из гаражных ворот и поволокли его прочь от станции, освещая себе путь фонариками.
Потом со стороны леса раздались три характерных хлопка. Похоже, «макарыч» бьет, определил бы знаток. К счастью, никого поблизости не оказалось: ни знатоков, ни дилетантов.
Потом в землю вонзились лопаты… потом фонарики тронулись в обратный путь… и наконец — все стоявшие возле «точки» машины разъехались…
Место погребения не нашли. Да и мудрено это — ни холмика, ни крестика; разве что бродячие собаки раскопали бы.
Не раскопали.
А душа мученика вернулась домой, в больничные корпуса «кащенки», — влилась в многотысячную семью призраков, обитавших в этом странном месте. Душа мученика впервые была действительно свободна…
В дверь заколотили, когда Лютик, оторвавшись на минуту от полураздетого женского тела, занялся собой.
Собственно, он в темпе приспускал штаны. Лифчик с Марины он снимать не стал, — точно так же, как не собирался снимать с себя тельняшку. Зачем тратить время на бессмыслицу? Любят другими частями тела, он знал это точно — как настоящий механик. Ведь любовь — чисто механический процесс: работа силы трения. Если б ему сказали, что есть чудаки, которые любят головой, он долго и потрясенно пытался бы вообразить себе это чудовищное извращение.
Итак, Марина лежала почти полностью раздетая (в одном лифчике); Лютик, приподнявшись над ней, сражался со своими спортивными штанами, действуя одной рукой. Штаны трогательно пузырились в коленях, но настоящей любви это помешать не могло. Именно тогда Зойка и обнаружила, что ее не пускают в сарай. Парочка заперлась! Для чего? Что за идиотский вопрос!
— Кобель! — завыла она. — И ты, сука! Убью!
Дверь содрогнулась.
— Куда? — схватил Лютик Марину. — Лежи!
— Так ведь…
— Да пусть! Даже интереснее!
Его стеклянные глаза на секунду прояснились, и в них полыхнул нехороший огонь.
— Этот… как его… экскрементальный секс, во!
Марина захохотала. В дверь били чем-то тяжелым.