Бойд Уэртер посмотрел на пустое пространство рядом с парнем.
— Я спрашиваю, что, черт возьми, ты затеваешь?
— Мне… мне нужна ваша помощь.
— Сначала развяжи меня! Немедленно! Ты что, мать твою, совсем спятил? — Уэртер начал извиваться, и кресло слегка подпрыгнуло.
Парень подскочил и примотал кресло к трубе отопления.
Уэртер приказал себе успокоиться.
— Что ты делаешь? Скажи, что тебе нужно. Я уверен, мы сможем договориться.
— Ш-ш-ш… — Парень наклонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. — Что? Нет, Тони. Не сейчас! Извини. — Посмотрел на Уэртера. — Так что вы спросили?
— Я… хм… спросил, что тебе нужно.
— Поговорить.
— Поговорить?
— Ага.
Бойда Уэртера охватил ужас. К горлу подступила желчь, он чувствовал, что его вот-вот стошнит. «Нет, нужно держаться. Это же просто парень, какой-то хлюпик. Я справлюсь с ним, нужно только выиграть время».
— Я же сказал, мы можем поговорить в любое время.
— Нет, вы хотели, чтобы я ушел.
— Потому что устал.
— И вам они не понравились. — Парень показал на разбросанные по полу репродукции Френсиса Бэкона, Джонса и Сутина.
— Ты неправильно меня понял. Зачем бы я стал покупать картину Джаспера Джонса, если бы он мне не нравился?
— Он… болен и очень страдает. Вы это знаете?
— Кто?
— Джаспер Джонс.
— В самом деле?
— Да.
Уэртер не видел часы, но знал, что скоро должна прийти ассистентка Виктория. Нужно затянуть разговор.
— Сколько тебе лет? Двадцать два или двадцать три?
— Почему вы спросили? — Парень в это время беспорядочно двигался по мастерской, что-то бормоча себе под нос. Он действительно не знал, сколько ему лет.
— Мне… мне просто стало любопытно, что ты такой молодой и профессионально занимаешься живописью… — Уэртер, охваченный паникой, соображал, что еще сказать. — Я, хм… всегда хотел… иметь сына, чтобы можно было передать ему опыт.
Парень замер.
— Передать опыт?
— Да. Открыть секреты мастерства. Да, я мог бы помочь тебе… в твоем творчестве.
— Вы это серьезно?
— Абсолютно. Очень хотелось бы помочь тебе.
— Здорово. Это здор-р-рово! Вы классный чувак. Таких, как вы, очень мало! — Парень замолчал, положил руку на плечо Уэртера. — Давайте поиграем. Я буду показывать на ваши картины, а вы назовете цвет.
— С выключенным верхним светом это будет довольно трудно. — Уэртер вспомнил, как парень щурился при ярком свете.
Через секунду в мастерской снова стало светло.
— Я сделал для вас свет. Чтобы было более… продуктивно. Что это? — Он показал на сверкающую серебряную цепочку на шее художника.
— Амулет. Очень старый. Средневековый.
— Я читал об этом. Знаю. Средние века, это здор-р-рово.
Уэртер вспомнил, как занимался любовью со своей первой женой, красавицей. А потом она надела ему на шею этот амулет. В любое другое время это вызвало бы у него улыбку.
— Я ношу его на счастье. — И тут Уэртера осенило. — Хочешь я подарю его тебе? Он принесет удачу.
— Bay, это так мило с вашей стороны. — Парень наклонился, и Уэртер уже собрался вонзить ему в предплечье зубы, но увидел на запястье широкий неровный шрам и замешкался, а потом было поздно.
Парень подержал цепочку в руке, восхищаясь, потом надел на шею.
— Я никогда не забуду вашей доброты.
— Не стоит благодарности. — Уэртер натянуто улыбнулся.
— Ладно. Теперь играем. В цвета.
— Давай.
Парень повернулся к огромному абстрактному полотну Уэртера, показал пальцем.
— Какой это цвет?
— Желтый.
— Желтый? Вы уверены? А это?
— Это… хм… красный.
Парень прищурился.
— Не дурачьте меня.
— Но это красный. Ты что, не видишь?
— Конечно, вижу!
Уэртер пытался пошевелить руками, но пленка держала крепко.
— У тебя что, непорядок с глазами?
— В каком смысле?
— Не знаю. Но… мне кажется, у тебя трудности… с правильным определением цвета.
Парень подошел к нему и выпалил в лицо:
— Нет… Нету меня никаких трудностей.
— Прекрасно. Нет так нет.
Парень метнулся к рабочему столу. Быстро осмотрел тюбики с краской, свинтил с одного крышку, подошел, сунул под нос художнику.
— Вот он, красный.
Уэртер смотрел на ярко-зеленую масляную краску, не зная, что сказать.
— Это красный?
— Хм… нет.
— Вы говорите, что это не красный?
— Посмотри на этикетку.
Парень поднес тюбик вплотную к глазам, но без лупы не удавалось прочитать четкую надпись на этикетке: «фалоцианиновая зелень». Он лизнул краску языком.
— На вкус красная. Попробуйте. — Он выдавил краску на плотно сжатые губы художника.
— Правильно, — промямлил Уэртер, отплевываясь. — Я ошибался.
Парень подошел к картине Уэртера и быстрым движением выдавил на холст весь тюбик зеленой краски. Отступил в сторону, посмотрел.
— Разве не подходит? — Он заморгал и нахмурился, видимо, чувствуя, что оттенок совсем другой. Взглянул на художника: — Может быть, вы правы. Но только, пожалуйста, не врите. Это снизит продуктивность. Ведь вы собирались передать мне… как вы сказали?
— Передать опыт.
— Ага, опыт.
Уэртер спокойно наблюдал, как толстая зеленая гусеница сползает вниз по его недавно законченной картине, портя все.
— А здесь какой цвет? — Парень показал на темно-оранжевый.
Уэртер вздохнул, стараясь не облизывать запачканные краской губы.
— Оранжевый. Смесь кадмиевой красной с лимонно-желтой и небольшое количество титановых белил.
Парень прищурился, рассматривая часть картины, казавшейся ему серовато-коричневой.
— Покажите.
Уэртер дернулся.
— Как мне это сделать?
Парень подбежал к рабочему столу, начал укладывать тюбики с краской себе на руки, как младенцев.
— Он передвигается, — сказал Уэртер.
— Что?
— Рабочий стол. Он на колесиках.