– Входи, входи!.. Благодарю тебя, брат! – сказал он их безмолвному проводнику. – Можешь вернуться на свой пост.
Секретарь провел их в небольшую келью, место занятий аббата. Там стоял письменный стол, и восковые свечи лили свет на бумагу и гусиное перо, которое секретарь, видимо, только что отложил. Другой канделябр ярко пылал на маленьком аналое под небольшим деревянным распятием на стене напротив, перед которым молился аббат Монреале. Он поднялся с колен, едва они вошли.
Теперь на нем было серое одеяние его ордена с откинутым капюшоном. Только ключи на поясе напоминали о его сане. Его словно вырезанное из камня лицо выглядело усталым и озабоченным. Бахромка седых волос окружала его тонзуру – их цвет гармонировал с его одеянием, которое придавало массивность его внешности, хотя годы аскетической умеренности сделали его тело худым.
Он взглянул на них, и седые брови удивленно поднялись:
– Фьяметта! Ты спаслась! Я рад видеть тебя живой и невредимой. – С ласковой улыбкой он подошел и взял ее руки. Она поцеловала пастырское кольцо на его пальце, сделав глубокий реверанс. – Твой отец с тобой? Он сейчас мне очень нужен!
– Ах, отче, – начала она, ее лицо сморщилось, по щекам поползли слезы усталости. В лесу она крепилась, но не выдержала, когда почувствовала себя в безопасности под защитой Монреале. – Он умер, – всхлипнула она.
Монреале с удрученным видом подвел ее к скамье у стены и усадил. С любопытством посмотрев на Тейра, он жестом пригласил сесть и его. – Что произошло, дитя?
Фьяметта хлюпнула носом и справилась со своим голосом.
– Из замка мы, по-моему, выбрались раньше вас.
– Да.
– Мы бежали в лодке. Внезапно батюшке стало очень худо. Я думаю, у него заболело сердце от того, что ему пришлось долго бежать, и от ужаса, и от того, что он плотно поел на пиру.
Монреале кивнул. Сам он целителем не был, но, по обязанности надзирая за монастырскими целителями, хорошо узнал и физические и духовные людские недуги.
– В Сеччино батюшка купил лошадь, и мы поехали дальше прямо ночью. Но солдаты, которых послал в погоню за нами сеньор Ферранте, настигли нас. Батюшка вступил с ними в бой, а я спряталась. Потом я нашла его на лугу, мертвым, но без единой раны. Думаю, у него разорвалось сердце. Они ограбили его, раздели донага. Я отвезла его тело на постоялый двор, где меня нашел Тейр… ах! Тейр, спроси о своем брате! Он младший брат капитана Окса, – объяснила она. – Как раз направлялся в Монтефолью и… так спроси же, Тейр! – Не только ее тут снедала жестокая тревога, но швейцарец был терпеливее.
– Вы видели моего брата, святой отец? – спросил Тейр. Голос у него оставался ровным, но пальцы крутили львиное кольцо. – Он здесь?
Монреале обернулся к Тейру:
– Сожалею, сын мой. Я видел, как твой брат упал, но среди тех, кого мы унесли, его не было. Я… полагал, что удар он получил смертельный, но мы должны были торопиться, и я не могу поклясться, что он испустил свой последний вздох. Боюсь, я не могу утешить тебя надеждой, что он жив, но не тревожься о его душе – он был очень благородным человеком, если это может дать тебе утешение. Однако… все-таки возможно, что он еще жив и находится в замке с другими ранеными. Его тело не выдали с остальными после вчерашних переговоров. Я… сказать правду, я не узнавал. Я был занят другим.
– Ничего, – сказал Тейр. Вид у него был ошеломленный. Он рассчитывал, что так или иначе он избавится от своих опасений, а теперь ему и дальше предстоит терзаться. Он сгорбился, машинально поглаживая кольцо правым большим пальцем. Монреале внимательно в него всматривался.
– Переговоры? – повторила Фьяметта. – Но что произошло?
– Да-да. Уцелевшие гвардейцы герцога Сандрино окружили нас – меня и сеньора Асканио. Мы бежали через ворота, хотя теперь задним числом я думаю, нам следовало бы остаться и вступить с ними в бой… рассуждая по-военному. Мы прошли, обороняясь, через город и заперлись в монастыре. С тех пор тут нашли убежище множество беглецов. Не хватает места их размещать. – Он покачал головой, – Столько крови пролилось и так внезапно! Словно кара. Я должен остановить кровопролитие, пока оно подобно чуме не охватило всю Монтефолью.
– Что вы делаете?
– Сеньор Ферранте тоже ищет остановить эту непредвиденную войну. Он вступил в переговоры со мной, как заменяющим канцлера бедному Асканио. Малыш сейчас спит в моей келье.
– Перемирие с сеньором Ферранте? – в ужасе спросила Фьяметта.
– Я обязан взвесить его предложение. Мы здесь в нелегком положении. Гвардейцы герцога ни в чем не уступали лозимонцам, пока ими командовал герцог Сандрино, но теперь они рассеяны, растеряны, лишились своих офицеров.
– Но не могли бы вы послать за помощью… куда-нибудь?
Губы Монреале уныло сжались.
– В том-то и дело. Много лет герцог Сандрино умело балансировал между Миланом и Венецией. Призвать кого-то из них в герцогство, оставшееся на произвол судьбы, и – ам! – Монтефолья будет проглочена в один миг. Призови второго изгнать первого – и Монтефолья превратится в поле сражения.
– Неужели сеньор Ферранте решится напасть на монастырь? – сказал Тейр с возмущением. – Как может такое дело сойти ему с рук?
– Легко. – Монреале пожал плечами. – Сколько раз уже насильники сравнивали монастыри с землей! И если он победит, кто сможет его покарать? Если он утвердит свою власть в Монтефолье вдобавок к Лозимо, справиться с ним будет трудно. Конечно, Венеции или Милану это вполне по силам, но они оставят тогда Монтефолью себе – так какая выгода от этого маленькому сеньору Асканио?
– Ну а папские войска? – спросила Фьяметта, цепляясь за соломинку.
– Слишком до них далеко. Даже если бы гонфалоньер отправил их при нынешнем тревожном положении в Романье.
– Но ведь герцогиня Летиция внучка папы!
– Но не того! – вздохнул аббат. – Быть может, и следующих выборах звезда ее семьи вновь взойдет, при ныне здравствующем его святейшестве. В курси практические доводы восторжествуют над правом и справедливостью. С какой стати посылать им войска, чтобы вернуть герцогство слабой женщине и ребенку? Ведь если они ничего не предпримут, оно достанется сильному опытному мужчине и к тому же испытанному гвельфу.
– Вы тоже так решаете? – с негодованием спросила Фьяметта. – Практические доводы, а не право и справедливость?
– Такова политика, дитя. Не знаю, смогу ли я спасти герцогство для Асканио, но, думается, его жизнь я спасу. Ферранте предлагает отправить Асканио с матерью и сестрой в Савойю, в изгнание, с выплатой им содержания в обмен на мир. И это не самое плохое предложение. При подобных обстоятельствах его можно даже назвать почти великодушным. – Монреале выглядел как человек, который вынужден есть лимон и делать вид, будто он сладкий.
– Нет! Тогда ведь Ферранте получит все! – возмущенно вскричала Фьяметта.