Ферранте перевел взгляд с тамбуринчиков на Тейра и сжал губы.
– Он лазутчик?
– Без сомнения.
– Он назвался братом капитана Сандрино. Ну да одно другому не мешает. – Ферранте махнул солдатам. – Повесьте его на южной башне, так чтобы его было видно с северной.
Солдаты подхватили Тейра под мышки, чтобы поднять. Он смутно вспомнил, что молился Богу спасти его от повешения. «Беру эту просьбу обратно». Ведь ему же была обещана смерть в тисках земли и воды, а не болтаясь в воздухе.
– Погодите, ваша милость… – Вителли подошел, нагнулся и вперил взгляд в распухшее окровавленное лицо Тейра. – Брат капитана Окса? Неужели? Они не очень похожи. Ну, пожалуй, подбородок.
– А это имеет значение?
– Выпал случай…
– Что? – раздраженно крикнул Ферранте. – Мне не нравится тянуть с этим. Он лазутчик, убийца, ну так вздернуть его в назидание другим.
– Вздернуть… да, но… по-моему, мы можем извлечь пользу из его смерти. Внизу. Э? Кошки, петухи – мелочь в сравнении с человеком. А если он правда брат… другого, тогда… Мне придется переделать мои чертежи. Превосходно, ваша милость, поистине превосходно!
– А! – Ферранте задумчиво потер подбородок – Понимаю. – Он помедлил в непривычной для себя нерешительности – Может, у него есть еще один брат, который прыгнет на меня из темноты? Ну-у… в конце-то концов он приговоренный к смерти преступник. А жаль. Он мне нравился.
– Тем лучше, ваша милость – Глаза Вителли хищно блеснули.
Губы Ферранте сложились в узкую линию, но он обернулся к солдатам:
– Отведите его в темницу. Мы допросим его позже и сами казним.
Двое лозимонцев подняли Тейра на ноги. Сад толчками закружился вокруг него, его затошнило. Новая серая туника была безнадежно испорчена кровавыми пятнами, заметил он со слезами огорчения. Матушка расстроится… Они поволокли его через сад. Сумрак замка отсек ясность дня. Вокруг него плавало глухое эхо оштукатуренных коридоров. Спотыкаясь на ступеньках, он спустился в речную каменную ночь. За углом – знакомые зарешеченные темницы. В уши ему назойливо ввинтились сердитые голоса…
«… яблоку упасть негде»… «Да не туда же!»… «А что? Все равно нам надо все время за ним следить. Может, расшевелит что-нибудь!». «Нет, уж лучше его не расшевеливать!»
Наконец мир в форме холодного камня прижался к лицу Тейра, его ладони уперлись в ледяную колючесть, и он бережно повернул набок пронизанную болью голову. Из отверстия в толстой стене над ним сочился отраженный голубоватый свет. Где-то лязгнул замок. Послышались удаляющиеся шаги.
Толстая теплая рука вцепилась ему в волосы, повернула голову. Тейр тупо поглядел на красные глаза, небритые щеки, пегую бороду на отвисающих брылях. Кустистые брови поползли вверх.
– В нетопыре суть, – ласково уведомил его сумасшедший кастелян, разжал пальцы, и Тейр вновь хлопнулся щекой о камень.
– Вот и последнему конец! – угрюмо сказал брат Перотто. Поверхность пергаментного тамбуринчика на столе перед ним на миг излучила смутный оранжевый свет. Он померцал в холодных северных отблесках дня в рабочей келье аббата Монреале и угас.
– Вся наша работа! – простонал брат Амброз. Остальные монахи вокруг стола, каждый сжимавший теперь немой тамбуринчик, согласно закивали. Фьяметта потрогала последний тамбурин. Конец! Он ни разу не заговорил, но теперь его магия не просто бездействовала, она исчезла без следа. «Где ты, Тейр?» Фьяметта только что передала Монреале рот, который попеременно говорил то громко, то странно приглушенно, из рукава дамы Пии, как вдруг из него ворвался крик и оборвался в безмолвие. Аббат поспешно собрал остальных слушающих, и они вместе следили за губительными блужданиями Вителли по замку: кабинет Сандрино, лазарет, чердак конюхов. Слова из маленьких ртов, перед тем как они умолкали, исчерпывались двумя-тремя – простыми и деловыми. «Вот еще один, ваша милость». «Под одеялом. Ха!» До последнего, разоблачающего, найденного высоко на полке там, где творилась черная магия. Фьяметта знала, что всю ночь, после того как, она по распоряжению Монреале ушла спать, этот рот держал брата Перотто в страшном волнении, но что именно он слышал, Перотто толком не объяснил. Во всяком случае ей.
Последние произнесенные шепотом слова Вителли наводили ужас, хотя сказал он мало: «Это ты, Монреале, верно? Узнаю твою руку. Но ты ничего не добился. Твоя судьба предрешена, а твой глупый подручный умрет сейчас же». Треск, и рот перед братом Перотто выбросил с таким трудом вложенную в него магию.
Монреале сгорбился и так побледнел, словно его живот раздирали в клочья. Брат Перотто откинулся на спинку и беспомощно развел руками:
– Что случилось, отче? Все, казалось, шло так хорошо, и вдруг…
– Я страшусь за бедного Тейра, – прошептал Монреале своим коленям.
Фьяметта крепко обхватила себя руками, надавливая на львиное кольцо между грудями. Она все еще ощущала его теплый музыкальный напев, как биение крохотного сердца. А если настоящее сердце Тейра остановится, узнает ли она это? Она обвела взглядом сидевших вокруг стола монахов в серых одеяниях с капюшонами – серьезных, важных, беспомощных.
– Какой от вас толк? – вскрикнула она с внезапной мукой.
– Что? – резко сказал брат Амброз, но Монреале только приподнял голову.
– Какой от вас толк? Церковь должна ограждать нас от зла. О, вы разъезжаете по деревням, пугаете старых знахарок, дескать, они насылают вшей в волосы, соседок или варят дурацкие любовные зелья, которые в половине случаев и не действуют вовсе, грозите их душам адским огнем, если они будут упорствовать; вы умеете допекать ремесленников, трудящихся в своих мастерских, но когда нам угрожает настоящее зло, какая от вас польза? Вы боитесь сразиться с ним! Вы караете маленькие преступления маленьких людей, что совсем не опасно, но когда являются с войском великие преступления, куда деваются ваши проповеди? Вы умолкаете! Глупых… мальчишек… вешают, а вы рассиживаетесь и молитесь… – По ее щекам покатились слезы, она захлюпала носом, утерла лицо рукавом и закусила тубу. – Ах, что толку…
Брат Перотто начал было гневно объяснять, что невежественным девчонкам подобает смирение, но аббат Монреале сделал ему знак замолчать.
– Фьяметта отчасти права, – сказал он ровным голосом, потом обвел взглядом стол и горько улыбнулся. – Все добродетели сводятся к мужеству перед острием меча. Но мужество должно умеряться благоразумием. Мужество, растраченное понапрасну и не к месту, – это величайшая трагедия. Существуй восьмой смертный грех, им была бы глупость, из-за которой любые добродетели пропадают втуне, как вода, пролитая на сухой песок. И все же… где кончается благоразумие и начинается трусость?
– Вы послали Тейра туда одного, – выпалила Фьяметта, – чтобы он подтвердил мои обвинения Ферранте в черной магии и убийстве. Моего слова, слова невежественной девушки, было мало против столь великого и до-бро-де-тель-но-го сеньора, как Уберто Ферранте. И вот мои обвинения получили достаточно подтверждений из их собственных уст. Так чего же вы ждете теперь? Причин ждать нет, есть только причины поторопиться!