Уже позднее, осенью, над позициями польских войск с самолетов были сброшены тысячи листовок. В них было напечатано «Открытое письмо к товарищам по работе в ПОВ – офицерам и солдатам польской армии, а также студентам – товарищам по университету от Игнатия Добржин–ского». В письме Игнатий объяснял мотивы своего добровольного перехода в «лагерь пролетарской революции».
Листовки способствовали резкому снижению активности остававшихся, точнее, уцелевших ячеек ПОВ, явке и даче развернутых показаний многих их участников.
Простить подобное своему бывшему резиденту польский генштаб и руководство польской разведки, разумеется, не могли. Совершить теракт было приказано бывшему офицеру Борейко. Благодаря плотному и непрерывному наблюдению за Марией Пиотух Борейко на полпути к Москве был арестован. Задержали и Пиотух. Однако, приняв во внимание, что действовала она под сильным давлением Борейко и существенного вреда советской власти не принесла, ее вскоре освободили и даже предоставили работу.
Что же касается Сосновского и Кияковского, то оба они были официально зачислены в штат ВЧК.
К 1922 году Гражданская война завершилась уже на всей территории советской России. Соответственно отпала надобность содержать в прежнем объеме самый крупный в системе ВЧК Особый отдел, занимавшийся прежде всего военными делами. Одновременно возникла потребность в самостоятельном подразделении, которое специализировалось бы на борьбе с иностранным шпионажем, внутренней и внешней контрреволюцией в условиях уже мирного времени. Потому в мае 1922 года из Особого отдела был выделен новый отдел – контрразведывательный (КРО ВЧК). Из Особого и некоторых других отделов и служб в него направили самых опытных, квалифицированных и образованных (по меркам того времени) чекистов. Начальником КРО был назначен человек, по праву считавшийся «звездой» ВЧК, – Артур Христианович Артузов, к тому времени уже не особоуполномоченный, а начальник оперативного отдела Управления Особого отдела ВЧК. Крокистами (как называли сотрудников КРО чекисты из других служб) стали и Соснов–ский, и Кияковский…
По штатному расписанию начальнику КРО полагалось два заместителя. Одним из них стал Роман Александрович Пиляр. Вторым – флегматичный латыш с круглой, рано облысевшей головой на короткой шее, с крохотными невыразительными глазками. Большой симпатией в отделе он не пользовался, потому его охотно отпустили на постоянную работу в судебные органы, тем более что он сам этого хотел, поскольку по образованию был юристом. В короткий срок он сделал на новом поприще поразительную карьеру – лет двадцать занимал высокую должность председателя Военной коллегии Верховного суда СССР и заслужил в оном качестве репутацию главного палача страны. Звали его Василий Васильевич Ульрих…
– Пока этот авантюрист жив, он не оставит нас в покое! – с досадой бросив карандаш на стол, сказал Менжинский Артузову.
Слова эти, произнесенные с жаром, столь не свойственным обычно хладнокровному в любой ситуации Вячеславу Рудольфовичу, относились к Савинкову. А причиной, их вызвавшей, было только что полученное на Лубянке сообщение. В нем говорилось, что 13—16 июня 1921 года в Варшаве, на Маршалковской, 68, в помещении финансового отдела созданного Савинковым Русского политического комитета (РПК) в обстановке строгой секретности (как полагали устроители) состоялся съезд новой, а точнее реанимированной, контрреволюционной организации «Народный союз защиты родины и свободы». От своей предшественницы она отличалась разве что введением в и так длинное старое название еще одного слова – «Народный».
Сам Савинков жил в отеле «Брюль», комнате 35, телефон 110–96. В одном из соседних номеров поселился его брат и соратник Виктор. Отель стал фактическим центром деятельности Савинкова. Кроме того, его люди держали в городе несколько конспиративных квартир, где принимали и обустраивали своих сторонников из советской России. Такими местами были Холодная, 4, отель «Краковский» на Белян–ской, 12, где находилась тайная канцелярия Виктора Савинкова, Братская, 17, Железная, 93, Хмельная, 5, Долгая, 49 и 31 (отели «Немецкий» и «Польский»).
Любезность властей объяснялась, кроме их общего антисоветизма, и тем, что начальник Польши Юзеф Пилсудский был школьным товарищем Бориса Савинкова.
Видимо, для засвидетельствования воистину «народного» характера НСЗРС на съезде присутствовали представители: польского генерального штаба Сологуб, французской военной миссии майор Пакайе, английской, американской, итальянской спецслужб, а также известный петлюровский атаман генерал–хорунжий Юрко Тютюнник.
Менжинский имел все основания для досады. Никто, пожалуй, лучше его в республике не знал столь досконально бурную деятельность Савинкова. Более того, со знаменитым эсеровским боевиком он был и лично знаком задолго до первой русской революции по вологодской ссылке. Знавали с тех пор Савинкова и оба дяди Артузова, и обе тети. В те годы сложилась парадоксальная ситуация: многие видные, да и рядовые деятели различных антиправительственных партий разной направленности были хорошо знакомы: встречались и в тюрьмах, и в ссылках, и в эмиграции. Случалось, между ними складывались дружеские, а то и родственные отношения. Пока сама жизнь не разводила их по разные стороны баррикад.
Чуть выше среднего роста, неопределенного возраста – под сорок – и национальности. Залысины. Невыразительное, незапоминающееся лицо. Такого встретишь в толпе и не обратишь внимания. Идеальная внешность для конспиратора и для… филера. Но пока не встретишься с ним взглядом…
Знаменитый английский писатель и разведчик Сомерсет Моэм говорил, что не встречал другого человека, который внушал бы ему столь предостерегающее чувство самосохранения, как Борис Савинков. Это о таких людях говорили: «Берегитесь, на вас глядит то, чего опасались древние римляне, на вас глядит Рок!» Почти то же самое написал о Савинкове другой известный литератор (правда, «по совместительству» не разведчик) – Илья Эренбург: «Никогда дотоле я не встречал такого непонятного и страшного человека…»
Сам Уинстон Черчилль назвал Савинкова «странным и зловещим человеком». Он так описал его: «Невысокого роста, с серо–зелеными глазами, выделяющимися на смертельно бледном лице, с тихим голосом, почти беззвучным. Лицо Савинкова изрезано морщинами, непроницаемый взгляд временами зажигается, но в общем кажется каким–то отчужденным».
Ко всему прочему, в последние годы постоянным партнером Савинкова по борьбе против советской республики был международный авантюрист – английский разведчик Сидней Джордж Рейли, о котором речь впереди.
Савинков родился в 1879 году в Варшаве, где его отец около двадцати лет служил по министерству юстиции. Даже ненавидевшие всех русских поляки и за глаза, и в глаза называли его «зацны сендзя», то есть «честный судья». Словно по иронии судьбы, сын «честного судьи» стал опаснейшим террористом.
Примечательно, что свою политическую карьеру Савинков начинал как социал–демократ. Но эсдеки не удовлетворяли его бурный темперамент, их программы казались ему пресными и бесперспективными. Он переметнулся к эсерам и вплоть до 1907 года был одним из руководителей их Боевой организации.