Значение НТР очевидно. Ни одна страна и ее армия не хотят рисковать, чтобы в случае вооруженного конфликта, тем более большой войны, встретиться с новым, более совершенным, нежели ее собственные, скоростным и маневренным истребителем, либо с танком с большей толщиной брони, пушкой более крупного калибра.
НТР в первую очередь и обязана застраховать свои вооруженные силы от подобных сюрпризов. А во вторую — помочь собственным изобретателям и конструкторам в области оборонной техники преодолеть отставание в каком-то виде вооружения, а желательно — получить превосходство над возможным противником.
У информации, собранной по линии НТР, имеется определенное преимущество перед информацией политической. Последняя обладает способностью быстро устаревать и потому терять свое значение. Скажем, сообщение о секретных переговорах между двумя державами должно быть использовано с максимальной эффективностью в короткий срок до того, как переговоры завершатся подписанием соответствующего договора. Информация НТР не теряет своей актуальности десятилетия. К примеру, те же атомные секреты. Более того, в отличие от политической, информация НТР может быть даже точно выражена в денежном эквиваленте: миллионах долларов, фунтов стерлингов, франков, наконец, просто в золоте.
Свои задачи НТР выполняет различными методами [23] . Иногда достаточно бывает выяснить лишь идею, замысел новой военно-технической разработки, а уж все остальное додумают собственные ученые. Иногда можно достать чертежи, техническое описание, тактико-технические данные, инструкции. Порой — и такие случаи известны — удается раздобыть даже образец нового вида снаряда, оружия, отравляющего вещества, прибора.
Внешняя разведка широко использовала многочисленные общества дружбы с СССР, возникшие в разных странах мира, тем более что в их составе были представлены ученые, конструкторы, инженеры. Разумеется, многие из этих лиц, принадлежащие к элите технической интеллигенции, были идеалистами, о подлинной жизни в СССР понятие у них было самое смутное. Кое-кто из них впоследствии испытал горькое разочарование. Но именно впоследствии, а пока они видели в Советском Союзе не только и не столько даже будущее человечества, сколько реальную силу, способную остановить поступь фашизма. В этом последнем они были правы, и в этом — прощение потомков за былые заблуждения.
Целые отрасли советской промышленности в годы первых пятилеток создавались при участии развитых капиталистических стран. Сегодня мало кто знает, а кто знает, тот из «патриотических побуждений» предпочитает помалкивать, что, к примеру, Горьковский автогигант был куплен в Америке у бывшего рабочего, изобретателя-самоучки Генри Форда. Такого же происхождения были современные (для тех лет) авиационные моторы, без которых немыслимо было бы воплощение в реальность замыслов одного из крупнейших авиаконструкторов ХХ века Андрея Туполева. Даже такую ерунду, как мороженое «эскимо» и кукурузные хлопья вывез из Америки нарком Анастас Микоян самолично.
Меж тем на Западе купить за золото, нефть, пшеницу, сокровища Эрмитажа можно было далеко не все. Кое-что нам не собирались продавать ни за какие деньги — из политических соображений, кое-что было просто не по карману. Ну а еще «кое-что», связанное с новейшим вооружением, на Западе держали в глубочайшем секрете. Это — нормально.
И тогда вставал сакраментальный вопрос: «Как быть?»
Добывать специфическими средствами научно-технической разведки. Ради укрепления обороноспособности Отечества, а порой — и тут вполне уместны самые патетические слова — сохранения мира во всем мире.
Но вернемся к Александру Короткову. Плодотворное сотрудничество с Куммеровым продолжалось. Так, от Томофора Куммеров получил и передал советской разведке данные о работе немецких специалистов по созданию того прибора, который впоследствии получил название радиолокатора, или радара, а также акустической торпеды и специальных радиостанций для установки на танках. От других своих источников Куммеров узнал о разработке технологии по производству синтетического бензина и синтетического каучука — оба эти материала всегда были из числа самых дефицитных для немецкой военной промышленности и оставались таковыми до самого конца Второй мировой войны. Общение с Куммеровым помогло Короткову лучше понять настроения и психологию германских антифашистов, что в дальнейшем существенно помогало ему в работе.
Мария Вильковыская в этой командировке не только помогала мужу, но и сама выполняла оперативные задания. В частности, по поручению сотрудника резидентуры Александра Агаянца («Рубена») Мария поддерживала контакты с несколькими ценными агентами. Свободное владение немецким языком и превосходное с детских лет знание города делали ее незаменимой связной.
Благодаря Марии Коротков также относительно быстро ознакомился не только с достопримечательностями Берлина вроде знаменитого музея Боде, но, что для разведчика даже важнее, его бесчисленными проходными дворами, а также традициями, обычаями и привычками местных жителей.
Новых вербовок в этот период сотрудники резидентуры не производили, даже если перспективные источники информации, как говорится, сами плыли в руки. На то было строгое указание сверху. Объяснение странному решению было найдено спустя много лет: Сталин тогда полагал, что через упомянутого уже Канделаки удастся договориться с Гитлером, а потому не хотел раздражать фюрера интенсивностью разведки. Следующий период подобного затишья еще раз наступит после заключения «Пакта Молотова-Риббентропа» в августе 1939 года.
В освоении огромного города Короткову помогла, конечно, великолепная зрительная память, интуитивная, а точнее, профессиональная способность ощущать внутреннюю закономерность того или иного участка городской застройки. Она помогала ориентироваться в кажущемся нагромождении больших и малых домов, дворцов и церквей, улиц, площадей, переулков. Способствовало также обилие, как ни в каком другом городе, планов, проспектов и путеводителей. Упрощенные схемы города можно было бесплатно взять на конторке любого отеля, планы маршрутов городского транспорта — в киосках всех крупных станций. Густая сеть метро и городской электрички удобно накрывала весь колоссальный мегаполис, позволяла быстро добраться с одного конца на другой. К тому же не только поезда, но даже автобусы ходили строго по расписанию. Не нужно было и спрашивать у соседей, где выходить: зычноголосые кондукторы — в те годы только мужчины! — аккуратно объявляли каждую остановку.
Удобен был Берлин и для тайных встреч с агентами. Берлин, по сути, был конгломератом нескольких городов, слившихся в один. В каждом из них — Панкове, Шпандау, Веддинге и других была своя ратуша, свой главный храм, свой парк, свой базарчик, свое кладбище, свои достопримечательности. В черте города оказалось даже несколько чудом уцелевших и сохранивших свой образ жизни деревень. К тому же — множество больших и малых озер, речных и озерных пляжей (обязательно обустроенных), лесных массивов, вроде Грюневальда на западе. А также несчетное множество питейных заведений — от огромных, на сотни мест, до совсем крошечных на два-три стоячих столика. В Берлине было и поразительно много музеев и музейчиков — от грандиозного Пергамского на Музеуминзель («Остров Музеев») вблизи Унтер-ден-Линден до малюсеньких в честь забытых нынешним поколением художников. А проходные дворы! Некоторые доходные дома, особенно не в очень престижных районах, были похожи на… опрокинутые этажерки с несколькими полками. Главный корпус с аркой выходил на улицу, за ним через узкий двор-колодец следовал второй, далее третий, а то и четвертый. В дворах-колодцах, должно быть, жильцы почти не знали естественного солнечного света. Квартиры в них были, разумеется, самые дешевые, с общими «удобствами» в конце коридора.