За единственным исключением, каковое составляет он сам.
– Не, ну на фиг… – Рейндж мрачно уставился на свое изображение в зеркале шкафа-купе. – Сказано же было в морг… ну так и нечего теплой водичкой покойника из шланга обливать!
Ему не раз уже говорили, что он, Мокрушин (Владимиров, Алексеев; у него в запасе две полностью залегендированные биографии) имеет очень сильное внешнее сходство с американским актером Уиллемом Дэфо. [15] В основном такое доводилось слышать от женщин, они более склонны к сравнениям и унификации. Вроде как похож и ростом – под сто девяносто, и фактурой. И улыбаются они одинаково (Рейндж, кстати, уж и не припоминал, когда и по какому поводу он лыбился последний раз). Он ранее не находил особого сходства с этим киношным героем, да и не заморачивался на эту тему. Но вот сейчас, когда увидел себя в зеркале, себя, все еще не привычного собственному же глазу, едва ли не чужака, с заметно осунувшимися лицом, всего высушенного свалившимися на него проблемами и болячками… Подумалось невзначай: «Да, ты все же похож чем-то на того парня. В том эпизоде, где он тащит на себе крест…»
Мысль, пришедшая ему только что в голову, показалась неправильной.
Не совсем уместной и, как минимум, нескромной. Но что поделаешь, если его нынче посещают сплошь странные и зачастую «неправильные» мысли…
– Алексеич, вы меня звали?
Мокрушин посмотрел на «прикрепленного», который вышел из кухни, услышав звуки его голоса. Вот он-то, этот крепкий тридцатилетний мужик – под полой пиджака угадывается наплечная кобура с пистолетом – выглядит отлично. Гвардейская стать, широкие плечи, румянец во всю щеку, кровь с молоком. Антон – так его зовут – «личник» самого генерала Шувалова. Он и его коллега, с которым они подменяются в режиме сутки через сутки, приставлены начальством к Рейнджу в качестве мастеров на все руки: сиделка, повар, бодигард, шофер и командирское ухо – «многое в одном».
– Нет, тебе показалось, – стаскивая галстук, сказал Мокрушин. – Блин… в этом костюме я похож на лощеного педераста… Оно мне надо?! Антон, можешь уже собираться на выход! Я буду готов через пять минут.
«Они хорошие ребята, – подумал он про себя. – Толковые, внимательные, исполнительные. Если что, жизнь свою «за други» положат. Но сосуществовать сколь-нибудь долгое время лицом к лицу с себе подобными, если ты не в казарме, не на задании и не в тюряге – сложновато».
Да и он, наверное, успел порядком поднадоесть двум приставленным к нему начальством коллегам.
Квартира в новом, нарядном, со стороны смахивающем на слоеный пирог со сливочной начинкой доме бизнес-класса по адресу Ленинградский проспект, 52, была огромной, слишком уж большой для одного человека.
Казалось бы: «двушка» с холлом. Всего-то. Но если только кухня занимает площадь в двадцать с лишком квадратов, то можно поиметь представление и о размерах всех прочих помещений…
«Хата» стояла практически пустая. Единственное более-менее обставленное и обжитое место – это как раз кухня. И еще, пожалуй, ванная; там тоже имелось все необходимое, включая шкафчики-ящики-полочки, а также гигиенические и банные принадлежности.
Мокрушин ничего здесь не менял. Он даже не пытался хоть как-то приспособить, одомашнить это свалившееся ему на голову жилище. Пальцем о палец не ударил. Было элементарно не до того.
Эту новую квартиру отписали на него полтора месяца назад. Причем, что характерно, его мнением даже не поинтересовались. Он только-только выписался из Бурденко, [16] где ему укрепили спицами и титановыми шурупами сломанную в ходе акции лодыжку – четыре недели иммобилизации и еще две на восстановление после снятия гипса. Его многолетний начальник и нынешний куратор, генерал-майор Шувалов, кажется, решил все за него. Скромная холостяцкая квартира в районе «Братиславской», к которой Рейндж уже привык, отошла к ХОЗУ МО РФ, хотя и была оформлена на него, на Владимира Мокрушина, как частная собственность. Какие-то бумаги, правда, он подписал на эту вот тему, в присутствии того же Шувалова и его зама по хозяйственным вопросам. Но запомнилась та встреча с начальством как-то смутно. Уж больно хреново он себя чувствовал: к тому времени у него уже начались проблемы с нервами, с головой, с восприятием окружающего мира. Какой там «квартирный вопрос», если вот-вот башню напрочь снесет…
Вещи с прежнего адреса тоже перевезли без него. Но та мебель, которая когда-то приобреталась для однокомнатной квартиры, совершенно потерялась в этом новом жилище. И «сексодром» его потерялся, и шкаф-купе, и любимое кресло-качалка, и овальный столик с парой стульев…
Все эти предметы обстановки, растасканные ныне по площадям, казались инородными, нелепыми здесь, лишь подчеркивали общее впечатление пустоты и неустроенности.
Наверное, человек с нормальными современными понятиями обрадовался бы такому подарку. Да что там, просто прыгал бы от избытка чувств до потолка! Еще бы, свалилось на голову счастье: сто двадцать квадратов жилья! Квартира с улучшенной планировкой, в новом относительно доме, сданном в эксплуатцию всего лет пять назад! Да еще в таком престижном районе, на Ленинградском, в пяти минутах от станции «Аэропорт»! А ну-ка переумножим сто двадцать на семь-восемь тысяч «уев», то есть на цену метража в таком вот элитном доме! Получается кругленькая такая сумма, около «лимона» зеленью. Ну и чего, спрашивается, не радоваться такому замечательному жизненному развороту?..
Мокрушин быстро переоделся. Глянулся в зеркало. Джинсы, черные башмаки с рифленой подошвой, свитер из кашемира… Нормально, сойдет. Снял с плечиков замшевую куртку цвета кофе с молоком. Оторвал прикрепленную к рукаву этикетку. Примерил: вещица оказалась ему впору, в аккурат под его рост и нынешний 50-й размер.
Водрузил солнцезащитные очки (заодно и скрыл под линзами тени, залегшие под глазами). Антон уже дожидался в коридоре, полностью одетый. Рейндж взял с полочки бумажник, небрежно, даже не поинтересовавшись его содержимым, сунул во внутренний карман куртки. Пачка «Мальборо», зажигалка, носовой платок, расческа… все это было заранее приготовлено и выложено «прикрепленным» на полочке в прихожей. Мокрушин, распределив мелочь по карманам, вначале взял у Антона массивную трость, без которой он в последнее время не рисковал передвигаться на большие расстояния… Но затем, покачав головой, вернул ее обратно.
– Обойдусь без подпорок, – сказал он. – С этой «клюкой» я чувствую себя дряхлым стариком.
– Алексеич, но… – наткнувшись на взгляд Мокрушина, Антон пожал плечами. – Как прикажете.
– Вот именно, старших положено слушаться! Кстати, Антон. Не в службу, а в дружбу. Принеси тот букет, что я купил утром возле метро… Он на кухне.