– Паук, а вот и мы! – сказал он московскому соратнику, поджидавшему их в машине.
– Димон, садись на заднее сидение!
Краснов сразу же признал в водителе «нивы» одного из москвичей, принимавших участие в ночной акции в Выселках.
– С приездом, братишка! – Паук, обернувшись, протянул ему ладонь. – А мы тут вспоминали тебя… Молодец, что выбрался к нам! Ладно, потом поговорим…
Он завел движок и стал выбираться из двора. Шулепин сунул в автомагнитолу кассету с записью своей любимой группы «Нью ордер». Серая «нива», попетляв по городским улицам, теперь уже катила по городской окраине, среди гаражей и частных домовладений. Очередной поворот, переулок – или тупичок – с несколькими старыми деревянными домами. Которые, верно, были построены еще в начале прошлого века…
Дом, к которому подкатила «нива», оказался крайним, ближним к лесу.
– Приехали, – сказал Паук. – Димон, бери сумку и на выход! Шульц, покажи нашему гостю его «апартаменты».
Краснов выбрался из салона «нивы». Шулепин, словно оправдываясь, сказал:
– Я снимаю однокомнатную квартиру… Но пока решено кантоваться здесь – в целях безопасности!
Вслед за своим воронежским знакомым Краснов сначала поднялся по деревянному скрипучему крылечку. А затем, миновав захламленную старыми вещами веранду, прошел в дом.
Шулепин, шедший впереди, вдруг остановился, – в коридоре – пропуская его вперед.
– Проходи, Димон, – сказал он странным голосом. – Тут с тобой наши соратники хотят одну тему перетереть.
Краснов прошел мимо него в дверь и оказался в большой комнате, в которой из-за прикрытых ставней царил полусумрак.
Некрашеные полы, стены с облупившейся штукатуркой, два составленных вместе – в форме буквы «Т» – стола. Диван и с полдюжины стульев и табуреток. Вот и все довольно скромное убранство.
Кроме него здесь находились еще двое людей: один стоял у окна, другой сидел на табуретке возле стола.
Несмотря на полусумрак, Краснов узнал обоих: это были москвичи Антизог и Топор. Те самые мужики, с которыми Шулепин и Супрун познакомили его накануне ночной акции в Выселках.
– Ага, а вот и наш славный боец нарисовался, – с какой-то непонятной Краснову иронией в голосе произнес Антизог. Он встал на ноги, облокотился двумя руками о край стола, затем своим хорошо поставленным голосом скомандовал. – Обыщите его!
К Краснову, который от неожиданности застыл посреди комнаты, неспеша, ступая вразвалочку, подошел один из двух братьев Мясоедовых.
– Давай сюда сумку! – сказал крупногабаритный парниша по прозвищу «Топор». – И выворачивай все из карманов… на стол!
– Не понял?! – процедил сквозь зубы Краснов. – Вы чего, умом тут все тронулись?
Кто-то – кажется, это был Паук – подошел к нему со спины и приставил ствол меж лопаток.
– Не дергайся, Краснов! – подал реплику Антизог. – Это во-первых. А во-вторых, у нас имеются к тебе кой-какие вопросы. На которые, если хочешь жить, ты обязан дать исчерпывающие ответы.
– А не пошли бы вы, мужики… в известном направлении?! Ни хрена себе «теплый прием»?! Вы что, забыли, кто ваши задницы огнем прикрыл?! Кто дал вам возможность отойти без потерь?!
– Мы все помним, не сомневайся. А вопросы у нас к тебе будут такие. – Антон Снаткин протер носовым платком стекла очков, затем, водрузив их на переносицу, продолжил. – Когда и кем, Краснов, ты был завербован во время службы на Кавказе? Кто тебя свел с Тахиром Сайтиевым и его ближним окружением после твоего возвращения в Воронеж? Кто приказал тебе внедриться в ряды воронежской организации НСО? Почему – и почем! – ты сдал ребят кавказцам! И еще один вопрос, самый важный в данную секунду: к т о приказал тебе отправиться в Москву и искать здесь контакты с нашей организацией?!
Басгул, старейшина семьи, просыпался раньше всех. Вот и сегодня, в пятницу, он встал ни свет ни заря – в половине пятого. Вместе с ним в съемной двухкомнатной квартире, расположенной в панельной многоэтажке на границе Алтуфьевского и Бибирево, на севере Москвы, проживают еще десять человеческих душ. Пятеро – его сыновья, в возрасте от тридцати восьми до двадцати лет. Остальные земляки, приехавшие из Курган-Тюбе, откуда они все родом, на заработки в российскую столицу.
Жен и детей они оставили в родной стороне. Без них, без близких, без женской заботы и ласки, мужчинам приходится несладко. Но других вариантов нет. В их собственной стране нищенские заработки и переизбыток рабочих рук. Везти вместе с собой и семью? Это не только дорого, неподъемно по деньгам, но еще и глупо, еще и опасно. Они сами-то здесь существуют на птичьих правах. В любой момент в квартиру может позвонить участковый – которому, впрочем, Басгул и еще несколько «бригадиров», снимающих жилье в этом квартале, регулярно платят отступные. Случаются облавы на рынке в Бибирево, где работают двое его сыновей, так что от неприятностей они не гарантированы. Иногда его младшие сыновья ездят наниматься на «нелегальную биржу» в Мытищи, там тоже не всегда спокойно. Частники либо владельцы небольших фирм, нанимающие гастарбайтеров для выполнения «разовых заказов», также не всегда, мягко говоря, выполняют свои обязательства. Иногда можно вместо расчета услышать
– «Убирайтесь в свой гребанный Чуркистан, черножопые, пока я знакомым в милицию не позвонил (позвонила)»… А бывает, что и звонят, договариваются с ментами или с местным криминалом. Всякое случается.
Бывает и так, что свои же соплеменники, приехавшие в Москву или область много раньше и вполне здесь освоившиеся, занимаются вымогательством. Требуют платить за «крышу», за то, что они разрешают трудиться на «своей территории» и помогают разруливать проблемы с милицией. Или отстегивать за защиту от криминала, за помощь в решении споров с нечистоплотными работодателями.
Но что делать? У каждого есть семья, у многих семьи – многодетные. Вот и приходится терпеть, вкалывать от рассвета до заката. Спать на полу, на матраце, зачастую одетым. Либо жить вместе с такими же бедолагами в битком набитых строительных вагончиках, где толком не помыться, где нет отхожих мест, – чтобы справить нужду, приходится бегать в ближайшие кусты. При этом жить впроголодь, экономя буквально на всем. Чтобы в итоге накопить хоть что-то и выслать или переслать через с в о и х родным, близким людям, которым ты приходишься не только отцом или мужем, но и единственным кормильцем, единственным в семье добытчиком…
Басгул следовал уже устоявшемуся за те полтора года, что они проживают в Москве, распорядку. Поставил чайник на конфорку; пока вода вскипала, прополоскал над раковиной китайские термосы. Бросил на дно каждого щепоть зеленого чая, залил кипятком. Тем временем, на другой конфорке в привезенном с родины казане разогреваются остатки вчерашнего плова…
Ровно в четверть шестого Басгул принялся тормошить своих сыновей и тех из земляков, кого семья согласилась взять к себе на постой (они оплачивают половину стоимости аренды жилья).