— Они обязаны были поставить в известность испанские власти… Франкистов… Никто не решился бы вывезти меня по чужим документам. Да и какой резон?
— Дико… Но логично… Вообще-то, дикость не может быть логичной… Ладно, полковник… Хм, ну и ну. Пол Роумэн сидит в Парагвае с полковником русской разведки, который работал против Америки в Берне…
— Я работал на Америку, Пол. Я работал против Даллеса. Я делал все для того, чтобы Америка не покрыла себя позором, заключив сепаратный сговор с Гиммлером… Вы бы не отмылись от этого.
— Даллес никогда бы не пошел на это. Не надо, Максим, я его знаю и отношусь к нему с уважением. Он честно дрался против наци… В вас говорит профессиональная зависть… Он мог больше, чем вы, поэтому вы на него ополчились. Не спорьте, вы не переубедите меня.
— Не буду, — легко согласился Штирлиц. — Так что, будем разрабатывать план? Или после того, что я сказал, вам требуется время для принятия решения?
— Скажите… если бы вы не встретились в самолете с этим самым Ригельтом, вы бы пошли в русское представительство в Рио или Байресе?
Штирлиц долго молчал, потом, вздохнув, тихо ответил:
— Все-таки, видимо, да… Мне не хочется врать вам, Пол. Я мучительно думал об этом, мне было стыдно, я волновался за вас, я понимаю, что вы один, совершенно один, но, думаю, я бы пришел в русское посольство… Когда вы были рядом — хоть какая-то отдушина… Я ведь был один все эти месяцы… Я на исходе…
— А если я вам скажу, что звеном плана, который я намерен изложить, является ваша поездка в Кордову? Но ведь оттуда легко добраться до Байреса… Вы уйдете оттуда к своим?
— Давайте уговоримся так, Пол… Если мы с вами убедимся, что государства в государстве не существует, мы просто пугаем самих себя случайной пересеченностью совпадений, тогда вы поможете мне уйти… Не считайте, что это просто для русских в Аргентине — помочь мне уехать… Это очень сложно… Там пока еще нет даже консульской службы…
— Откуда вам это известно?
— Я провел день с президентом «Ассоциации по культурным связям»…
— Как его зовут?
— Он натурализовавшийся русский, уехал еще дед, раскольник…
— Как его зовут? — повторил Роумэн.
— Пьетрофф. Вообще-то по-русски это звучит «Петров», но здесь его переиначили, чтобы легче выговаривать на свой лад.
— Интересная личность?
— Очень содержательный человек… Его можно слушать часами.
— Он наш агент, Макс.
Штирлиц вытянул ноги, потянулся, запрокинув руки за спину, как-то изумленно покачал головой и снова попросил взглядом разрешения закурить.
— И мне сдается, во время войны он жил в Европе, — продолжил Роумэн. — В оккупированной нацистами Европе… Но это — непроверенные данные. А то, что он работает на нас, — абсолютно, мне назвали его как агента, на которого можно положиться… Мы оплачиваем его телефонные звонки в русское представительство в Рио-де-Жанейро. Мы платим ему, Макс…
— Ладно, — лицо Штирлица вновь постарело, сделалось морщинистым и нездоровым. — Валяйте, излагайте свой план. Или хотите, чтобы я изложил свой?
— Я хочу послушать вас.
— Только сначала ответьте: готовы ли вы к тому, чтобы включить в наше предприятие миссис Роумэн и Грегори Спарка?
Совещание экспертов по вопросам внешнеполитического планирования, представляющих «Дигон продакшэнз» (м-р Лэйб), «Стандард ойл оф Нью-Джерси» (м-р Бим), «Дженерал электрик» (м-р Перл), «Вестингауз электрик корпорэйшн» (м-р Гилпорг), «Интернэшнл бизнес машинз инкорпорэйтэд» (м-р Шварценберг), «Анаконда компани» (м-р Пагирри), «Юнайтэд Стэйтс стил корпорейшн» (м-р Оливер), «Интернэшнл телефон энд телеграф корпорэйшн» (м-р Грюн), «Боинг корпорэйшн» (м-р Полякофф), «Фэрст Сити нэшнл бэнк» (м-р Болдуин).
Вел встречу директор адвокатской фирмы «Саливэн энд Кромвэл» м-р А. Даллес.
М-р Даллес. — Джентльмены, я рад, что мы собрались, наконец, в таком тесном, воистину дружеском кругу. Полагаю, это подвигнет всех нас на то, чтобы обменяться мнениями по поводу происходящих в мире процессов со всей полнотой и откровенностью. Думается, нет нужды стенографировать наше собеседование. Хочу надеяться, вы поймете меня правильно, если скажу, что как пометки всякого рода, так и запись отдельных фрагментов выступлений присутствующими нежелательны; нет надежнее партнера, чем немой, нет более пылкой возлюбленной, чем слепая, нет более стойкого узника, чем глухой, ибо ему не страшен крик мучителя… Пожалуйста, джентльмены.
М-р Грюн (ИТТ). — Прежде всего я хотел бы остановиться на германской проблеме. Тот взнос, который сделала наша страна для победы над гитлеровским нацизмом, не поддается измерению. Благодарные потомки когда-нибудь еще воздвигнут памятники американским солдатам, принесшим свободу Европе, спасшим ее от чудовищных монстров, правивших в течение двенадцати лет несчастной Германией. Кара, понесенная преступниками, вполне заслуженна, она — предостережение тем, кто вновь решится встать на путь агрессии и милитаризма. Однако, справедливости ради, следует отметить, что кара обрушилась не только на таких чудовищ, как Геринг, Риббентроп и Штрайхер, но и на людей, которые — если исследовать вопрос без гнева и пристрастия — не принимали никакого личного участия в планировании и развязывании агрессии. Разгромлены основные центры традиционного германского бизнеса, такие как Рур, Кельн, Зальцгитер, Мюнхен, Констанц. Вновь организующиеся компании пытаются сохранить и хоть как-то спасти традицию германского бизнеса, но, согласитесь, это крайне трудная задача, поскольку в Нюрнберге по-прежнему томится в тюрьме Фридрих Флик, арестованный по явно подтасованному обвинению в том, что якобы на его заводах использовался рабский труд… Честно говоря, мы также использовали на своих военных заводах немецких пленных, и я не вижу в этом ничего противозаконного, война есть война, не сливками же мне поить тех, кто сражался против меня с оружием в руках! Я поэтому спрашиваю: с кем мы можем иметь дело в западных зонах оккупации Германии, если все люди, которые отличимы высокой компетентностью и знанием приводных ремней бизнеса, ныне томятся в тюрьмах?! Кому это на пользу? Холодной букве закона, специально составленного для нюрнбергских трибуналов? Но позвольте, когда и где миру приносил благо специально созданный закон?! Но и это не все, джентльмены… Если в залах судов, в присутствии зрителей и прессы, которая, увы, весьма разностна и исповедует порой диаметральные точки зрения, то и дело говорят об «агрессивности капитала», о «злодействе германских промышленников, подвергавших зверской эксплуатации иностранных рабочих», то это наносит удар по всей системе частного предпринимательства! И проводят суды не только русские, но и наши, американские судьи и прокуроры! Неужели мы не можем оказать соответствующее давление на тот процесс, который воистину тревожен?
М-р Бим («Стандард ойл оф Нью-Джерси»). — Я бы продолжил мистера Грюна в том смысле, что процессы, происходящие ныне в Нюрнберге, расшатывают саму идею западной демократии и свободы предпринимательства. Более того, их продолжение окажется бумерангом, который ударит против нас, против этой страны, и ударит лет через пять, когда западные зоны — в отличие от русской — окажутся экономической пустыней. Мы лишимся партнера, и какого партнера! Понизятся ставки на биржах, сократится нужда в промышленных товарах, возрастет безработица, нас настигнет инфляция… Я вижу будущее в крайне пессимистическом свете, и, если мы не сможем повлиять на администрацию в том смысле, чтобы эти процессы прекратились, могут наступить весьма мрачные времена. В начале войны объем нашего бизнеса с Германией — я имею в виду начало тридцатых годов до тридцать шестого — составлял примерно двенадцатую часть нашего бюджета. Это были заказы на сотни миллионов долларов, десятки тысяч наших рабочих имели работу и получали высокую плату за свой труд. Это позволяло финансировать новые проекты, это в конечном счете означало технический прогресс и расцвет страны. Если положение не изменится, а точнее говоря — если не изменим положение мы, несущие главную ответственность за процветание общества, я не знаю, что нас будет ждать…