— А зачем мне говоришь?
— Морда у тебя простая.
Аркадий приоткрыл окно. Повеяло запахом освободившейся от снега свежевспаханной земли, черной и суглинистой.
Он с тоской вспомнил о Мише. Любопытно, что он как бы слышал живой голос друга, дающий характеристики его попутчикам: «Вот тебе и полный коммунизм — собрали всех до кучи. Почти как в Организации Объединенных Наций, разве только переодеваются не так часто. Вот армянин — едет похудеть. Или может разделиться надвое, как амеба, и превратиться в двух армян. Будет получать вдвое больше. Я бы не стал проезжаться по адресу армянина. Погляди-ка на сутенера. Мы с тобой рассуждали о Гамлете, о Цезаре, а теперь вот смотрим на человека, у которого последний загар в жизни. Это тоже трагедия. Признайся, Аркаша, что все это слегка напоминает сумасшедший дом».
Водка кончилась. Когда поезд остановился набрать воды в маленьком городке — всего-то вокзал и единственная освещенная улица, — рабочие хлынули из поезда и ворвались в магазин. Двое местных милиционеров беспомощно наблюдали, стоя поблизости. Когда все мародеры вернулись, поезд двинулся дальше.
Кабоза, Хвойная, Будогощ, Посадниково, Колпин. Ленинград, Ленинград, Ленинград. На параллельных линиях сыплют искрами утренние электрички. В Финском заливе отражалась заря. Поезд прибыл в город портфелей и каналов, кажущийся серым после бессонной ночи.
На Финляндском вокзале Аркадий на ходу соскочил с поезда, помахав красным удостоверением сотрудника КГБ, забитого насмерть Кервиллом. В громкоговорителях звучали марши. Был канун Первого мая.
В сотне километров к северу от Ленинграда на болотистой равнине между русским городом Лужайка и финским городом Иматра железная дорога пересекает границу. Никакой ограды. С каждой стороны сортировочные парки, помещения таможен и не бросающиеся в глаза радиопередатчики. На русской стороне грязный снег, потому что русские поезда на этой ветке ходят на низкосортном угле. На финской стороне снег почище — финны используют тепловозы.
Аркадий стоял с комендантом советского станционного погранпоста, глядя вслед финскому майору, возвращавшемуся на финский погранпост в пятидесяти метрах отсюда.
— Что твои швейцарцы, — плюнул комендант, — так и норовят перебросить на нашу сторону всякую дрянь. — Он без особой охоты пытался застегнуть воротник. Пограничные войска принадлежали к КГБ, но служили в них в большинстве ветераны армии. У коменданта была толстая шея, нос свернут на сторону, брови торчали вкривь и вкось. — Каждый месяц он донимает меня, что делать с этим проклятым сундуком. А откуда, черт возьми, мне знать?
Он прикрыл ладонями зажженную Аркадием спичку, и оба они закурили. На колее стоял часовой, боевая винтовка болталась на плече, как ненужная железка. Всякий раз как часовой менял положение, винтовка бряцала на ветру.
— Вы, конечно, понимаете, что у старшего следователя из Москвы здесь столько же власти, как у какого-нибудь китайца, — сказал комендант Аркадию.
— Знаете, что такое Москва Первого мая, — сказал Аркадий. — Пока я соберу все печати, у меня на руках появится еще одно дело об убийстве.
По ту сторону границы майор с двумя пограничниками направился к таможне. Еще дальше за холмами начинался финский озерный край. Плоская как стол равнина поросла ольхой, рябиной, черничником. Удобное местечко для пограничников.
— Контрабандой ввозят кофе, — сказал комендант, — масло, иногда деньги — валюту. Известное дело, покупать в валютных магазинах. А от нас ничего не везут. Даже обидно. Большая редкость, если в наши края приезжают с такими делами, как у вас.
— Хорошо здесь, — сказал Аркадий.
— Тихо. Забываешь о суете, — комендант достал из внутреннего кармана железную фляжку. — Как насчет этого дела?
— Неплохо, — Аркадий отхлебнул из фляжки, и согретый человеческим теплом коньяк гладко прошел в желудок.
— Некоторым не по нутру охранять границу — видите ли, охранять воображаемую линию. Они буквально сходят с ума. Или поддаются на подкуп. Иногда даже сами бегут за границу. Надо бы таких стрелять, но я просто отправляю их проветрить мозги. Знаете, следователь, если бы мне повстречался здесь москвич, приехавший безо всяких документов мило поболтать с пограничниками, я бы тоже отправил его проветрить мозги.
— Если откровенно, — Аркадий встретил взгляд коменданта, — я бы сделал то же самое.
— Ладно, — лицо коменданта посветлело, и он хлопнул Аркадия по спине, — посмотрим, что у нас получится с этим финном. Он коммунист, но хоть ты изжарь финна в масле, он все равно останется финном.
Дверь таможни на той стороне границы открылась. Финский майор вернулся с конвертом в руках.
— Ну как, прав наш следователь? — спросил комендант.
Майор брезгливо сунул Аркадию конверт.
— Дерьмо. В шести отделениях сундука дерьмо маленьких зверьков. Откуда вы узнали?
— Сундук без ящика? — спросил Аркадий.
— Ящик открыли мы, — ответил комендант. — Вся упаковка открывается на советской стороне.
— А внутри сундука проверяли? — спросил Аркадий.
— Какой в этом смысл? — ответил финн. — При нынешних-то отношениях между Финляндией и Советским Союзом.
— А какова процедура востребования предметов со склада таможни? — спросил майора Аркадий.
— Очень простая. На таможне остается очень мало вещей, они, как правило, следуют поездом до Хельсинки. Никто не имеет права забрать вещи без предъявления документов, удостоверяющих личность и принадлежность вещи, а также уплату таможенной пошлины. Двери не охраняются, но мы бы увидели, попытайся кто-нибудь вынести сундук. Понимаете, чтобы избежать провокаций на границе с дружественным соседом, мы по соглашению с Советским Союзом держим здесь очень незначительное подразделение. А теперь извините меня — у меня кончилось дежурство и мне далеко ехать домой. Завтра праздник.
— Праздновать Первое мая, — сказал Аркадий.
— Вальпургиеву ночь, — с удовольствием поправил его финн. — Шабаш ведьм.
* * *
От Выборга, близ границы, Аркадий долетел до Ленинграда, а оттуда вечерним рейсом вылетел в Москву. Большинство пассажиров были военные. У них два свободных дня, и они уже начали пить.
Аркадий написал отчет о расследовании. Он положил его в сумку с вещдоками, приложив к нему заявление коменданта погранпоста, конверт с экскрементами из ларца, волоски из Костиной клетки, личные вещи из рундучков троих убитых, пленки с показаниями Ирины и записью разговора Осборна с Унманном 2 февраля. Он поставил на мешке адрес генерального прокурора. Стюардесса раздала леденцы.
Через несколько часов Осборн и Кервилл сядут в самолет. Аркадий лишний раз оценил точность, с какой Осборн спланировал свои приезды и отъезды. «Даже задержка…» — беспокоился Унманн за день до отправки из Москвы ларца с шестью соболями Кости Бородина. На какой срок можно без риска усыпить зверьков? На три часа? На четыре? Безусловно, достаточно для перелета в Ленинград. Потом Унманн даст им следующую дозу по пути из аэропорта на вокзал. Ларец нельзя было вывезти самолетом, потому что международный багаж проходит проверку рентгеном. Машины и их содержимое тщательно проверяются на контрольно-пропускных пунктах. Выход был найден — местный поезд, следующий через тихую пограничную станцию, где не хватало персонала. Осборн машиной вернулся из Хельсинки на финскую сторону границы до того, как ларец был выгружен с поезда. Советские пограничники уже вскрыли упаковочный ящик. Финны оказали Осборну любезность, разрешив оставить ларец в помещении неохраняемого склада. Видел ли кто, когда он заходил на склад? Выло ли на нем специально пошитое пальто с большими внутренними карманами? Был ли у него сообщник среди финских пограничников? Какая разница, ведь Осборну ни разу не пришлось предъявить документы, и с начала до конца перевозки он не имел никакого отношения к ларцу.