Теперь остается только одно... Теперь остается только ждать и надеяться...
Дохнуло ветерком. С деревьев сыпануло настывшей за ночь куржой. И она заиграла, заискрилась мельком в блеклом, малохольном лунном свете, и спящая тайга опять обездвижела в вязком напряженном безмолвии. И снова только негромкий шорох рыхлого, нележалого снега под ногами да скрип перевязанных ремнями вильцев волокуши нарушали ее ночную тишину.
Андрей, повозившись, выпростал руку из-под перевязанной на груди брезентухи и смахнул с лица колкие снежинки. А потом поплотней затянул шарф вокруг шеи. Начал не на шутку подмерзать, битый час утюжа спиною снег на промерзшей земле. И даже толстая пружинистая «перина» из пушистых пихтовых лап, напиханных в брезент Румыном, уже не спасала от ползущего по крестцу холодка.
* * *
В голове царил полный бедлам, но Мостовой упорно гнал от себя все ненужные, пришедшие не ко времени мысли. И об уехавших на Запад жене и дочери, и о Татьяне, которая все опаснее с каждым днем притягивала его к себе... Сейчас, когда приближалась развязка всей этой абсурдной кровавой истории, в которую он попал не по своей воле, каким-то просто невообразимым образом, уже нельзя было отвлекаться по пустякам. Надо было предельно собраться, подготовить себя к тому, чего не делал никогда раньше – стрелять и хладнокровно убивать людей. Да, людей! Пусть даже и таких законченных отморозков! И он пока еще не знал наверняка – действительно ли способен на такое...
* * *
Едва Горюн заикнулся о том, что всем им надлежит немедленно уходить на дальний кордон, как у Андрея сразу же закрутилось на языке – не все ли равно, где давать бой, тем более что за четыре прошедших дня они уже немного пообвыклись на таежной заимке, изучили прилегающую к дому местность. Но, уловив в словах Румына определенный резон, Мостовой вовремя сдержался и промолчал. Что ни говори, а отсрочить на какое-то время теперь уже неминуемую стычку с бандюками лишним явно не будет. Да и вполне логично перенести ее подальше от поселка, чтобы свести к минимуму вероятность того, что в перестрелке пострадает кто-нибудь совершенно посторонний, абсолютно непричастный ко всей этой вакханалии...
* * *
«Непричастный?! – с горечью мысленно воскликнул Мостовой. – Так они же все непричастны: и Танюша, и Семеныч с Румыном! – И тут, словно кто-то хорошенько треснул его по пустому кумполу: – Да как же я мог? Как я посмел согласиться на то, чтобы ради моего спасения все они рисковали собственной жизнью?! Это же только мои разборки! Только мои, и никого другого!»
– Стой! – громко крикнул Мостовой. – Стой, говорю!
– Что? Что такое? – подбежав к нему, обеспокоенно спросила Татьяна.
– Скажи Румыну, чтобы остановился. Немедленно! – настойчиво потребовал Андрей и, не дожидаясь, пока станет лошадь, начал судорожно раздергивать веревочные завязки, чтобы выбраться из волокуши.
* * *
– Ну, ты что закипишил [43] ? – недовольно пробормотал Румын. – По нужде хочешь? Давай быстрей. Нам еще двадцать верст мотать...
– Подожди, Сань, – нетерпеливо перебил его Мостовой. – Нечего нам тащить за собой Таню с Семенычем. Пусть идут в Отрадное за подмогой.
– И не думай даже, – тут же взорвалась Танюша. – Ничего у тебя не получится. А если, не дай бог, вас кого-нибудь подстрелят, кто перевяжет? Никуда не пойду. Не пойду, понял?!
– Таня, послушай меня внимательно... – попытался спокойно вразумить ее Андрей. – Нам нужна подмога. Мы сами не справимся...
– Тем более! Прекрати юлить! Какая вам подмога из Отрадного? Да там одна алкашня осталась. Никто не согласится. Не пойду, и не надейся даже!
– Подожди, Тань, – продолжил, кривя душой, терпеливо ее увещевать Мостовой. – Вы хотя бы позвоните оттуда в город, сообщите в полицию. Телефоны-то там обязательно есть... Семеныч, ты что молчишь? Ты-то хоть скажи ей, что я прав...
– Погодь, дочка, – неохотно подключился Семеныч, все-таки уразумев, куда клонит Андрей – старику тоже совсем не по сердцу было подставлять девку под пули. – Он дело говорит. Так от нас с тобой больше проку будет...
– Не пойду, сказала, – отрезала Татьяна. – Никакая полиция тебе не поможет. И нечего меня за дуру-то держать!
– А ты дура-то и есть! – намеренно повысил голос Мостовой. Он уже понял, что по-хорошему она ни за что с его «доводами» не согласится. – Причем идиотка законченная, если думаешь, что ты способна мне тут чем-то реально помочь. Да ни хрена! Только под ногами у нас тут путаться будешь... Это-то хоть можешь понять своими куриными мозгами?!
– Ты что?.. Я же... – тихонько проронила Татьяна.
– Да ничего, – грубо осадил ее Андрей. Он ненавидел себя в эту минуту, но твердо знал, что поступает правильно. – Помогла, когда нужно было, и на том спасибо. Все. Теперь не нужна. Не нужна, понимаешь?
– Зачем ты так-то?.. – произнесла дрожащим от обиды голосом. Чувствовалось, что еще чуть-чуть – и она слезу пустит.
– Все. Теперь делай что говорят. Некогда мне здесь слезы тебе вытирать. Давай... Пошла! Пошла, говорю! Семеныч, забирай эту соплячку...
Забирать Семенычу не пришлось. Сама, не говоря больше ни слова, быстро шагнула в ночную темень. И Акай, резво сорвавшись с места, понесся за ней вслед. Мостовой проводил взглядом ее изломанную хрупкую фигурку, и на душе у него пусть совсем немного, но все-таки полегчало.
Игорь и не собирался спешить. Даже если сбежавшие зверобой со Щиром и добрались до зимовья, а, скорее всего, они туда и намылились, то на одной малосильной кобыле далеко уйти не успеют. Да еще с бабой, стариком и раненым на прицепе. Догнать их на «Буране» – пара пустяков. Догнать и прижучить. И особых трудностей в этом Дорофеев не видел – кроме дедовой пукалки, у них не должно быть никакого другого серьезного оружия. Поэтому и решил, что вдвоем с Солдатом они вполне управятся. Игорю, конечно, очень хотелось взять с собой прожженного Дыбу, а не Солдата, совершенно неопытного в таких забойных делах, как поголовное мочилово, но он боялся, что остальные пацаны, оставшись без сильной руки, попросту разбегутся в разные стороны. Кроме того, надо было каким-то образом отрезать беглецов и от Отрадного, и от Ретиховки – а вдруг надумают все-таки рвануть к поселкам?
– Ладно, Шура, – прокричал Дорофеев, стараясь перекрыть громко урчавший движок снегохода. – Мы погнали... В принципе, если хочешь, можешь подвалить, когда услышишь, что каша заварилась. Но я думаю – и сам без проблем утрясу... Давай пять... – И, обращаясь к своим попутчикам, перекинув за спину АК, добавил: – Солдат, сзади сядешь. Этого коммерсанта сраного – в середину. Все. Пошли...
* * *
Понемногу светало. Видимость с каждой минутой становилась все лучше. Уже можно было слегка расслабиться, не боясь врубиться на полном ходу в какую-нибудь коварно спрятавшуюся под снегом колодину. Снегоход бежал споро, на приличной скорости, оставляя за собой рваные клубки сизого дымка. Без всякого напряга брал крутые подъемы и спуски. Поэтому не прошло и часа, как они вплотную приблизились к намеченной цели. И когда до охотничьей избушки, по словам Глотова, осталось не больше полукилометра, Дорофеев остановился и заглушил мотор. Дальше пошли пешком, приготовив оружие к стрельбе. Игорь, напрягая слух, внимательно поглядывая по сторонам, осторожно продвигался вперед, стараясь не соступить с заледеневшей тропки и не набрать снега в короткие берцы. Солдат чуть вырвался вперед, а Филиппович, обреченно пыхтя, тащился за его спиной, едва не наступая на пятки.