Народная диверсия | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Какая фикция? Я сегодня утром говорил со своим человеком из полиции, он сказал, что на этом вашем озере найден расчлененный труп человека. Там, говорят, такая картина, что «мама не горюй»! Части тела, обглоданные кости, вся стройплощадка в крови... Наряд туда уже выехал. Сторож сейчас в больнице, у него нервное потрясение. Володь, ты что, в самом деле?! Всему же есть предел...

– Валерий, да подожди ты, дай объяснить. Никакого трупа нет, понимаешь? Это манекен, просто сторож с перепуга не разобрался...

– Какой манекен?

– Обыкновенный, какие в каждом магазине одежды стоят. Только бракованный.

– Подожди, ничего не понимаю... А кровь, а кости, а части тела? Тоже фикция? Кетчуп, что ли, разлили? Ведра полтора...

– Кровь и кости настоящие. Это один местный дедок порося вчера зарезал на мясо...

– Так, значит, трупы все-таки имеются! Ну-ка, рассказывай все по порядку...

Когда Владимир закончил, Валерий посмеялся от души.

– Хорошее применение ты нашел бракованному манекену!.. Так, ну, сторож, конечно, оклемается, не ребенок, взрослый дядя. Попьет успокоительного, быстро придет в себя. А вот с порчей имущества – тут посложнее... Куда вы стройматериалы вывозили?

– Не могу сказать, извини. Но – даром не пропали, на доброе дело пошли. Один хороший заслуженный человек дом строит для своих детей. Он служил контрактником, ему больших денег обещали, у него награды и ранения, он шесть раз в госпитале лежал. А когда его комиссовали, он получил буквально гроши. Ему и хватило только землю купить да фундамент вырыть. А с этих упырей не убудет, еще наворуют! В конце концов, мы же не государственное взяли, не у народа!

– Ну, это да... Воровали у воров...

– Валерий, мы же не специально, не с целью наживы. Для меня главным было остановить строительство чиновничьих дач, отстоять хутор, а материалы – это уж так, попутно... Не пропадать же добру!

– Согласен. Кстати, об этих дачах. Я узнавал, земля и дома у этих твоих аборигенов действительно не оформлены в собственность, но это не страшно: оказывается, еще не поздно все оформить...

– Правда? – обрадовался Владимир.

– Я что, так похож на лгуна? Да, они могут обратиться в поселковый совет... они, кажется, к Дубровино относятся? Непонятно вообще, почему они не сделали этого раньше, меньше было бы проблем.

– Валер, пока они обратятся, пока все оформят... Ты же знаешь, как у нас любят тянуть волокиту. А за это время Чиндяйкин с газовиком выкинут их из домов. Сейчас-то что им делать, в данный конкретный момент?

– А вот чтобы их сейчас, в данный конкретный момент не выкинули, мы с тобой поедем на этот твой хутор, причем не одни, а с моим знакомым журналистом с телевидения. С ним будут оператор и помощник, они все там заснимут, а мы местных поспрошаем, они нам на камеру все расскажут, кто и куда их выгоняет... Как тебе такой расклад?

– А потом мы этот репортаж увидим в местных новостях?

– Само собой. Репортаж – в новостях, а мою статью – в газете. – Валерий встал. – Давай, покажешь нам дорогу. Сейчас только на телестудию заскочим...

Журналист со студии оказался парнем примерно Володиного возраста. Его звали Артуром. С ним был оператор с камерой и помощник – совсем молодые ребята. Все перезнакомились, пожав друг другу руки, и уселись в микроавтобус, на боку которого красовалась яркая надпись: «Телевидение». Только Богоборцев сел с Владимиром в его «Ниву». Эскорт тронулся в сторону выезда из города.

Миновав пробки, пост ГАИ и выбравшись наконец на трассу, ведущую в Еремеевку, Владимир достал из нагрудного кармана пачку сигарет и открыл пошире окно. Богоборцев недовольно покосился на него.

– Собираешься задымить?

– А ты что, не куришь?

– Вынужден был бросить.

– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, – пошутил Владимир, закуривая.

– Я вовсе не ратую за здоровый образ жизни. При моей нервной профессии как раз сигаретой и успокаиваться.

– Почему же не куришь, если не секрет? – поинтересовался Владимир.

– Здоровье не позволяет.

– Глядя на тебя, не скажешь, что у тебя проблемы со здоровьем.

– Есть, есть... Мне в армии почки отбили; почти пятнадцать лет прошло, а все мучаюсь...

Владимир удивленно покосился на Богоборцева.

– Тебе отбили почки? Ни хрена себе! Как же это?

– А чему ты удивляешься? Сам в армии не был? Или ты генерала возил?

– Да нет, генерала я не возил, – усмехнулся Владимир, – служил, как все.

– И что, «деды» на тебя не наезжали?

– Наезжали. Я что, особенный или на Шварценеггера похож? Измывались, как и над всеми, заставляли на себя пахать... Да что я тебе рассказываю? Сам небось эту школу жизни прошел!

– Вот именно, что проходил... Не служил, не отдавал долг Родине, апроходил. По гауптвахтам да больничным коридорам... Не знаю, как ты, Владимир, а я в такую часть попал, что до сих пор удивляюсь, как живым домой вернулся! И драться приходилось, и бегством жизнь свою спасать, и я не стыжусь говорить это, потому что когда пятеро здоровенных «качков» идут бить одного мальчишку, которому едва исполнилось восемнадцать и который только вчера оторвал задницу от школьной скамьи, – это не драка. Это спланированное убийство. Драка – это когда один на один с равным по силе противником...

– Согласен, – кивнул Владимир.

– Вот. Тогда, в армии, во мне и проснулось желание написать в какую-нибудь газету обо всем, что творилось в нашей части.

– Написал?

– А как же! Только письмо это до адресата, разумеется, не дошло: командиры его прочитали... Догадываешься, что со мной сделали? Я ведь, наивный такой, думал, что в этой жизни все по-честному, но армия мне эту иллюзию быстро развеяла. Я потому и журналистом стал, что мечтал вести борьбу с несправедливостью. Просто спал и видел. Сначала в армии хотел порядок навести, потом, уже на гражданке, решил бороться с коррупцией, беззаконием и произволом властных структур и правоохранительных органов. Так что спасибо армии, что сделала из меня журналиста. Если бы еще здоровье оставила...

Владимир покачал головой.

– Да, почки мне там конкретно отбили, – продолжал Богоборцев. – С тех пор так и болят, приходится таблетки глотать. Потому и курить не могу: тошнить начинает...

Владимир тут же выбросил недокуренную сигарету в окно.

– Да я не к тому... Ты кури, если хочешь, – улыбнулся журналист.

– А ну их к черту! Действительно, надо бросать... Значит, армия, говоришь, из тебя журналиста сделала?

– Она, родимая! Я, когда на гражданку вернулся, прочитал одну статью в какой-то паршивой газетенке... Точнее, мне родители показали эту самую статью. Я так поразился, как будто свою умершую прабабку живой увидел. В статье рассказывалось про часть, в которой я служил. Оказывается, она чуть ли не самая лучшая во всей Российской армии! И кормят-то там просто отлично, и дедовщиной ну совсем не пахнет, и командиры – просто отцы родные для солдат. Я, конечно, не стал рассказывать предкам, как мы ели кашу с червями и суп, больше похожий на помои, как деды макали новобранцев башкой в унитаз, как долго лупили их по одному втроем-вчетвером, а командир – по голове табуретом... Не стал говорить, что двое пацанов в нашей части умерли не на поле боя, а от побоев своих же так называемыхбоевыхтоварищей... Я много чего не рассказал родителям, боясь, что мамино сердце не выдержит таких ужасов... Это потом, несколько лет спустя, я посвятил отца в некоторые подробности моего славного армейского прошлого. Он, конечно, ахнул и за голову схватился. А как же, говорит, та статья в газете про вашу часть? Я ему объяснил, что статья была, скорее всего, заказная, чтобы командирам получить для себя какие-то льготы или звания, что все это легко покупается за деньги, иногда – за большие деньги... Отец, конечно, был в шоке. Если бы, говорит, мы знали, что там у тебя все так плохо, то ходили бы по инстанциям, хлопотали бы о переводе тебя в другую часть. Я только усмехнулся. Ну, и наивный у меня отец! Он думает, в других частях лучше...