Может, съездить к маме? Проведать ее, попить с ней чай? Как она хорошо умела успокаивать его в детстве! Он подходил к ней, если у него были неприятности, жаловался, и она говорила, говорила о чем-то, и ему становилось хорошо и спокойно. И неприятности действительно отступали. Тогда верилось, что так будет в жизни всегда...
Он бросил окурок в окно и завел машину. Да, он уже давно не ребенок, и проблемы у него другие, взрослые и до невозможного серьезные. И мамино «ля-ля-ля» здесь вряд ли поможет.
Он ехал на хутор и уже почтизнал, что там его ждет еще одна неприятность. Какая? Неизвестно, но ждет, это точно. Эта чертова интуиция! Так было много раз. И тогда, когда убили Матвея, он тоже это знал. Просто встал утром и понял: сегодня случится беда. Страшная. Непоправимая. И взгляд его сам собой упал на друга, чистящего в это время зубы возле полевого умывальника...
* * *
Володя приехал на хутор, когда уже был вечер. Угорцевы сидели во дворе на лавочке, отдыхали от дневных трудов. Арсений Матвеевич открыл ему калитку, пустил во двор.
– А мы, Володя, с Татьяной Семеновной моей ходили сегодня на озеро купаться. Перед обедом, да... Вода совсем теплая... Ты проходи давай, сейчас чай пить будем.
– А у меня и к чаю есть кое-что. – И Владимир достал из сумки бутылку коньяка.
– Да зачем ты потратился? – всплеснула руками хозяйка. – У нас самогон есть, а этот-то, поди, рублей триста стоит?
– Что ты, мать? Триста... Это же армянский! Полтыщи – не меньше!
Владимир не стал называть настоящую цену коньяка, промолчал, боясь, что Угорцевы не будут пить такой дорогой. Все сели за стол, Татьяна Семеновна поставила нарезанную домашнюю колбасу, хлеб и сало.
– А Даша сегодня приходила? – спросил Владимир.
– Нет еще. Подожди... Ты же в город с ней уехал!
– Я ее у рынка высадил, как она просила, а сам по делам... Так она что, не возвращалась?
Владимир насторожился и посмотрел на Угорцевых.
– Давайте выпьем, потом узнаем, возвращалась Дашутка из города или нет. – Арсений Матвеевич налил всем в рюмки. – Ну, дорогие мои, будем здоровы!
– Ваше здоровье! – Владимир медленно выпил свою рюмку, смакуя, закусил бутербродом с колбасой, пахнувшей чесноком.
– А зачем она у рынка вышла? – спросила Татьяна Семеновна, заедая свой коньяк кусочком сала.
– Не знаю, она не сказала...
Владимир вдруг почувствовал, что кусок застрял у него в горле. Что-то здесь не то, подумал он и встал из-за стола.
– Ты куда? – спросил Арсений Матвеевич.
– Я сейчас... Калитку не закрывайте...
Он быстро добежал до ее дома. Калитка была закрыта, он постучал и, не дожидаясь, когда ему откроют, перемахнул через забор. Лайка залилась так, что просто оглушила его. Собака рвалась с цепи, возмущенная таким наглым поступком вора. Не обращая на нее внимания, Володя поднялся на крыльцо и подергал ручку двери. Она не поддалась. Неужели Даша действительно до сих пор не вернулась из города?
И тут он увидел ее. Она шла по тропинке через огород, закутанная в халат с полотенцем на голове в виде чалмы. Должно быть, возвращалась из бани. Она запахнула халат так, словно замерзла, несмотря на то что было еще довольно жарко.
– Даша! – обрадованно окликнул ее Володя.
Девушка подняла на него глаза, но тут же опустила их, пристально глядя себе под ноги. Она подошла к крыльцу, молча вынула из кармана халата ключ.
– Даша! Ты что?
Девушка, отвернув от него лицо, прошла на веранду. Он шагнул следом за ней. Даша развесила на веревке полотенце, платье, в котором сегодня ездила в город, потом взяла было из таза еще какую-то тряпку, но, взглянув на Владимира, положила обратно в таз и зашла в комнату.
– Ты что молчишь? – идя за ней следом, спросил Владимир. – Глухая? Не слышишь, что тебя спрашивают?
– Слышу, – еле выдавила из себя девушка.
– Расскажи, что делала в городе, – настойчиво попросил он.
Даша села к столу, отвернув голову к окну. Он сел напротив, попытался рассмотреть ее лицо.
– А что это у тебя? Ну-ка, поверни голову!
– Нет! – вскрикнула она и отвернулась от него еще больше.
Он встал и подошел к ней. Взял за плечи, развернул к себе. Девушка отворачивалась, он с силой удержал ее в прямом положении, взял за подбородок. На лице Даши, на скуле был синяк, еще один был на подбородке, на шее – свежая царапина.
– Это еще что такое?! – чуть не закричал Владимир. – Кто тебя?..
Даша замотала головой и вдруг разрыдалась. Он сдернул халат с ее худенького плеча: на нем тоже был синяк и царапины. Он схватил ее руки, задрал рукава: на руках было то же самое. Страшная догадка пронзила его. Владимир бросился на веранду, взял из таза то, что Даша не стала вешать на веревку. Это были ее трусики, маленькие белые трикотажные трусики. Они были мокрые и пахли порошком, должно быть она стирала их вместе с платьем. Он повертел их в руках и нашел на них пятна крови.
– Черт! Твою мать! – выругался он и зашел в комнату с трусиками в руках.
Девушка так и сидела у окна и плакала, закрыв лицо руками.
– Кто? – только и спросил он.
Девушка всхлипывала и молчала.
– Кирилл?
Она испуганно отрицательно замотала головой. Что это я, в самом деле, подумал Владимир. На Кирюху это совсем не похоже, он никогда бы не стал...
– Тогда кто?
Он тронул ее за рукав, но она отдернула руку, еще больше отвернулась и сжалась в комок. Маленький такой комочек. Ему стало до физической боли жалко ее.
– Даша! Ты можешь мне ответить? Не молчи! Ты понимаешь, что надо заявить в полицию?
Она отрицательно покачала головой, продолжая плакать молча.
– Не хочешь говорить? Тогда я сейчас вызываю полицию из города...
Владимир достал из кармана рубашки мобильник.
– Нет, нет, не надо! – вскрикнула девушка испуганно.
– Ты что, как не надо? Совершено преступление, ты это понимаешь? Над тобой совершенонасилие. Или говори, кто это сделал, или я сейчас...
– Чиндяйкин, – тихо, сквозь всхлипывания, сказала Даша.
– Чиндяйкин?! – ужаснулся Владимир. – Тот самый?.. Как? Где ты его нашла? Я же тебя высадил у рынка!
Даша кивнула:
– Я дошла до здания администрации и пошла к нему на прием.
– Зачем? – почти закричал Владимир.
Даша вскинула на него свои испуганные огромные глаза:
– Ты же сказал, что Богоборцева посадили. Я подумала, что теперь некому будет освобождать дедулю, и пошла к Чиндяйкину попросить, чтобы он приказал его освободить...