Это потом Лера Алимова пройдет через все это, оберегая школьную подругу, ее мозг от необратимых последствий. Уже после того, как пройдет эксгумация, будет рассматривать фотографии. Покрытый ранами голый труп, отдельно фотографии порванной в лохмотья одежды. Она представляла себе, как это все происходило. Штаны все порваны, значит, он их не давал снимать, и их разрывали. И трусы, на которых экспертиза определила колото-резаные удары, предположительно ножницами. И на теле раны в тех же местах. На брюках их нет – значит, над ним издевались в раздетом виде…
Это Лера пыталась до конца довести дело. Сколько она обила порогов, скольких людей подняла на ноги! Было все. Заблокированные Следственным комитетом какие-либо действия по расследованию этого дела. Десятки ходатайств о том, что нужно результаты экспертизы вещдоков передать на рассмотрение судмедэкспертизы. О том, что нужно в срочном порядке изъять видеозапись из отдела полиции. Им не отказывали, их полностью игнорировали. Больше шести месяцев Лера добивалась через суд, а суд только по истечении срока хранения видеозаписей, когда их стерли, сделал запрос.
Было и такое, что в протоколах фигурировала запись, что телесные повреждения были причинены неизвестно кем, неизвестно когда. Выяснилось, что на третий день среди вещественных доказательств появилась пачка лезвий. Это потом адвокаты раздобыли показания сотрудников магазина, что после новогодних каникул к ним пришли полицейские и потребовали, чтобы им предоставили чеки на бутылку водки и лезвия. И была попытка показать, что погибший купил водки, напился и сам себя порезал. Это просто чудо, что эксперт написал, что к нему на экспертизу поступила невскрытая пачка лезвий. Они даже не додумались, что надо вскрыть, вытащить одну или две…
Был и областной Следственный комитет, который признался в своем бессилии. И заявление у них приняли, и сразу предоставили постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Потом они добились-таки, чтобы уголовное дело возбудили. И опять рано было торжествовать двум мужественным женщинам, потому что его после потуг и волокиты все равно прекратили. Поменялось восемь следователей, и с каждым они умудрились поговорить неофициально, по душам. Был следователь, который признался, что ему руководство не дает работать по этому делу. Был другой, который якобы уволился, потому что у него нервный срыв. Был даже такой, который разговаривал только на улице и вдали от Управления. «Извините, у меня двое детей, у меня зарплата восемь тысяч, мне дело вести не дают».
А еще был прокурор, который прямо сказал, что будет хоть сто раз возвращать на доследование, а до суда не доведет. Как он тогда пригнулся и тихо проговорил, что милицию осудить не даст. Был и суд, куда они подавали на бездействие следствия. Самое интересное, что суд признал бездействие незаконным, но – опять ничего. Было и второе обращение в суд, и опять принятое решение признать бездействие незаконным. Когда женщины пришли знакомиться с материалами дела, они увидели, это уж опытный юрист Лера определила: ни одного листка бумаги не добавилось, ничего не изменилось. Постановление о прекращении, которое было признано незаконным, даже не соизволили отменить, чтобы вынести новое. И опять обращение в суд. Три судебных решения! И лица: наглые, трусливые, угрюмые, язвительные. Хоть бы одно, на котором бы хоть намеком, хоть мельком запечатлелось: «Что же мы наделали, кого же мы покрываем!»
Но это все будет потом, а сейчас женщина, заскорузлыми от крови трусами сына, валилась на пол в обморок, потому что человеческая психика не в состоянии такое вынести.
Капитан с перевязанной головой возник на пороге неожиданно. Антонина не успела даже отпрянуть от Антона, к которому стояла, прижимаясь боком, пока он пил за столом чай. Если честно, то она и не очень торопилась отпрянуть. Еще один камушек в женский огород.
– Вот так, значит, – хмыкнул Леонтьев. – А я, значит, голову ломаю, что это Тонька моя нос от меня воротит. А тут, значит, вон чего.
– Заговариваться ты начал, Петя, – язвительно произнесла Тоня. – Слово «значит» три раза произнес. Злишься, что ли?
– Я не злюсь, – покачал головой участковый, входя на кухню и чуть приподнимая край куртки, чтобы освободить кобуру. – Я посмотреть хочу на должничка своего. Его там полстраны ищет, а он у моей Тоньки чаи гоняет.
– А я твоя? – вспыхнула женщина. – На мне штампа нет, чтобы чьей-то считаться.
– По-моему, это ты мне должен, а не я тебе, – возразил Антон, поставив наконец чашку на стол и складывая руки перед собой. – Голова не болит?
– Голова? А ты, значит, и не волнуешься? Не боишься, что теперь я церемониться не буду, а сразу выстрелю? Или ты думаешь, что я в твои сказки о невиновности поверил? Извини, парень, информацию по тебе нам предоставили. Приказ есть – стрелять на поражение, если что.
Антонина, услышав эти слова, качнулась и переместилась ближе к Антону. Она испуганно смотрела на мужчин, опасаясь, как бы они не сцепились между собой.
– Правильно, – улыбнулся Антон. – А как же иначе? Кто же меня отсюда живым выпустит, с такими знаниями?
– Хватит заливать да по ушам ездить! – Рука капитана все-таки рванула кобуру и выхватила пистолет. – Поднимайся!
Тоня тихо охнула и бросилась было между ними, но Антон остановил ее рукой, даже не встав со стула:
– Не надо, Тоня, он больше не будет. А ты пушку опусти, дурак! Не терпится майора получить? Так вот, майора ты от Рамазанова не получишь, с ним ты скорее вылетишь из органов, если сам не замешан ни в чем. А майорские погоны твои они вот тут, перед тобой сидят.
– Чего-чего? – ухмыльнулся капитан.
– Он из областного Управления, Петя, – прошептала Тоня, – полицейский.
Ради такого зрелища стоило немного помучиться и рисковать жизнью. Ох, как оно того стоило! С лица капитана улыбка стала сползать, как перчатка. Сначала она перестала быть ехидно-торжествующей, потом плавно преобразилась в удивление, потом опять в ехидную маску, но уже осторожного недоверия.
– До-ку-мен-ты, – раздельно, по слогам, потребовал Леонтьев.
– Были бы они у меня при себе, – с нажимом ответил Антон, – я бы тут не сидел, а ты бы сейчас мне в кабинет рапорт приносил. Все, что знаешь о незаконном задержании и убийстве Птицына-младшего, например. И вообще, о пытках и издевательствах, которые творятся в отделах вашего города. Я тебе там в лесу правду говорил! И об ограблении, и о том, как сюда попал. Можешь к бабке сходить, которая возле вокзала живет и которая меня пирожками кормила…
– Уже сходил, – неожиданно ответил Леонтьев и сел на стул. Пистолет так и остался висеть в его правой кисти стволом вниз. – Рассказала бабка о тебе. Только это не доказательства.
– А их тебе никто и не предоставит! Твое дело – сориентироваться в обстановке. Либо поверить мне на слово, что я сотрудник Управления собственной безопасности ГУВД, и снова поступить на службу закону, помочь мне собрать доказательства о совершенных полицейскими преступлениях, либо… Либо попытаться меня задержать. Убить я себя не дам, а это значит, что скоро сюда нагрянет полномочная бригада нашего Управления вместе с прокурорскими работниками и ОМОНом. И хорошо ты будешь выглядеть, капитан? Как считаешь?