– И никто из ваших соседей не видел убийцу?
– Никто не вышел посмотреть, – вмешался сын генерала. У него был немного хриплый голос, очевидно, он простудился во время вчерашней церемонии похорон. – Все думали, что это идет кто-то из соседей, потому даже не посмотрели, когда убегал убийца. Только сосед внизу случайно увидел, как неизвестный мужчина в темном костюме пробегал по двору. Но он не видел его лица.
– Когда вы вошли в комнату, пистолет лежал на полу? – спросил Дронго у дочери генерала.
– Да, на полу. – Этери успела разлить чай и теперь сидела за столом, подперев голову рукой. – Он еще дымился. А потом я увидела отца… Извините меня… – Она достала платок и вытерла слезы.
Тамара нахмурилась и предостерегающе покачала головой, словно предупреждая Дронго, что пора заканчивать допрос, но тот подождал немного и задал абсолютно неожиданный вопрос вдове генерала:
– Скажите, пожалуйста, когда ваш супруг уехал учиться в Москву, вы тоже поехали вместе с ним?
Вдова снова растерянно посмотрела на сына и дочь. Сын, не выдержав, вмешался в очередной раз:
– Какое это имеет отношение к убийству моего отца? Или вы думаете, что мои родители плохо жили и у него была любовница?
– Нет, конечно. Но у меня свой метод расследования, несколько отличающийся от остальных. Именно поэтому я извинился в начале беседы за мои, возможно, бестактные вопросы. Иногда они кажутся достаточно странными.
– Ничего, я отвечу, – сказала вдова. – Да, мы были вместе. И вообще мы всегда ездили вместе. И отдыхали вместе. Только когда он поехал на учебу в Москву, мы взяли с собой Этери, а сына оставили у моей сестры. Ему нужно было заканчивать школу.
– Как вы себя чувствовали в Москве? – поинтересовался Дронго.
– Хорошо, – улыбнулась вдова, – нам дали большую комнату в семейном общежитии. Там были все условия. А потом мы снимали двухкомнатную квартиру. У нас было много друзей, и к нам очень хорошо относились. Нас тогда не называли «лицами кавказской национальности», – не удержалась она от колкости, очевидно, посчитав, что говорящий по-русски Дронго разделяет часть вины за подобные настроения.
– Между прочим, я тоже «лицо кавказской национальности», – пробормотал Дронго. – Именно поэтому и спросил. Ваш муж не чувствовал себя ущемленным, обиженным?
– Разве такое могло быть в Советском Союзе? Тогда все люди были равны, – убежденно пояснила вдова. – Нас очень хорошо принимали в Москве. И там у нас осталось много друзей, знакомых. Мы иногда звоним друг другу, но с годами стали меньше общаться.
– Есть кто-то из близких друзей, с кем генерал общался в последнее время?
– Только Алексей Кудрявцев. Они к нам приезжали. И мы два раза у них были, – вспомнила вдова.
– Кудрявцев, – повторил Дронго. – Кем он работает в Москве, вы знаете?
Сын предостерегающе кашлянул, но мать уже ответила:
– Я знаю, где он работает. В милиции, где и всегда работал. Он тоже генерал, но работает в Министерстве внутренних дел. Начальником управления.
Тамара подумала, что в вопросах Дронго есть логика. И еще вспомнила, что такие вопросы почему-то не интересовали следователей. Они занимались тем, что осматривали лестницу и балкон, но даже не вспомнили об учебе убитого генерала в Москве.
«А ведь это так элементарно! – решила Тамара. – Так, может, этим они и отличаются? Обычный следователь привычно ищет отпечатки пальцев и следы на лестнице, а эксперта международного класса интересуют связи погибшего в руководстве Министерства внутренних дел России…»
– У вас есть его телефон? – продолжал между тем свою линию Дронго.
Сын, не выдержав, вмешался:
– При чем тут друзья моего отца? У него было много хороших друзей. И все они порядочные люди. Неужели вы думаете, что мой отец открыл балкон кому-то из своих друзей, который его убил? Зачем вы задаете такие вопросы?
– А вы мне мешаете, – спокойно остановил его Дронго. – Я не думаю, что кто-то из друзей вашего отца зашел к нему с балкона, чтобы выстрелить в него. Но уже зная немного его характер и составив некоторое впечатление о нем по вашим ответам, я могу утверждать, что ваш отец не пустил бы к себе незнакомого человека с черного хода. И уж тем более не дал бы ему свой пистолет, чтобы тот в него выстрелил. Я думаю, вы должны меня понять.
Сын не посмел возразить, а его мать поднялась и вышла, чтобы принести номер телефона генерала Кудрявцева.
– Скажите, Этери, – обратился Дронго к дочери генерала, – перед тем как войти в кабинет, вы слышали шум борьбы или крики? Может, какой-нибудь спор?
– Сначала не слышала. Но потом мне показалось, будто в кабинете говорят очень громко. Я еще удивилась, ведь никто не входил к нам через дверь. Пошла по коридору к отцу, чтобы посмотреть, и тут услышала выстрел. Когда вбежала в кабинет, увидела лежащий на полу пистолет и спину убегавшего убийцы. Потом посмотрела на отца. И поняла, что его убили. Я закричала. Прибежала мама… потом все было как во сне.
– Дверь в кабинет была открыта или закрыта? – уточнил Дронго.
– Закрыта, – ответила Этери.
– Как ваш отец чувствовал себя в тот день? Вам не показалось, что у него было плохое настроение? Или, наоборот, хорошее?
– Нормальное, – чуть подумав, ответила дочь.
Вернувшаяся хозяйка протянула Дронго номер телефона генерала Кудрявцева и опять села на свое место.
– Спасибо, – поблагодарил ее Дронго и спросил: – А вы не обратили внимания на настроение вашего мужа в тот день? Каким он был? Уставшим, разочарованным, спокойным, взвинченным, опустошенным? Какое слово больше подходит?
– Он вообще вернулся из этой командировки в плохом настроении, – сказала вдова, игнорируя косые взгляды сына. – Но я думала, что это временно. В последние годы он часто приезжал из своих командировок раздраженным и уставшим, но в тот день был каким-то тихим. Это более всего подходящее слово.
– У него было оружие?
– Да, именной пистолет.
– Его застрелили из него?
– Да, – вздохнула она. – Из его пистолета.
– Выстрел был сделан в висок. Может, ваш муж сам застрелился?
– Нет! – убежденно воскликнула женщина. – Стрелял убийца. Я в этом уверена.
Дронго заметил выражение лица Тамары. После вчерашней гибели полковника Джибладзе она не сомневалась, что против них действуют определенные силы и конкретные люди.
– В начале девяностых ваш муж уходил из милиции, – напомнил Дронго, – кажется, он перешел на преподавательскую работу в университет?