– Что странное? – насторожилась Юля.
– Может, вспомните – не крутился ли кто-нибудь вокруг стоящих машин. Ведь эти сволочи, извините, своих жертв выслеживают.
Сутягин достал из папки какие-то документы и попытался, стоя, что-то написать на бланке. Шариковая ручка в горизонтальном положении напрочь отказывалась писать и только драла бумагу.
– Черт! – подул он на острие стержня. – За столом было бы удобнее, – его лицо приняло просительное выражение.
– Ну, да, конечно. Прошу.
Юля сняла цепочку и в ту же секунду краем глаза заметила, как высокая черная фигура с силой оттолкнула полицейского. Страж порядка просто влип в стену коридора.
Вначале один человек в черной шапке-балаклаве с прорезями для глаз, затем еще один и еще ворвались в комнату. Кто-то из них схватил Юлю за плечи и прижал к висящему в прихожей большому зеркалу, огромная лапа другого зажала ей рот. В лапе была тряпка, которая пахла чем-то едким – в глазах у Юли потемнело, и она обмякла.
Третий из ворвавшихся побежал по комнатам. Даник на мгновение увидел перед собой узкие прорези и злые черные глаза. Его сознание восприняло это как ночной кошмар. Мальчик вскрикнул, а затем, так же, как и его тетя, обмяк от хлороформа.
– Все, понесли! – скомандовал один из нападавших.
На голову Юле накинули мужскую куртку и, схватив под мышки, потащили по ступенькам, словно перепившего приятеля.
Даника, будто груду вещей, закрутили в попавшее под руки покрывало.
– Молодец, – один из громил в маске похлопал Сутягина по плечу.
– Могли бы и понежнее, – ответит он.
– Ничего, она баба крепкая. И малец не слабак.
– Я не про них. Я про себя. Чуть плечо мне не выбили.
– Ну, извини, чувак, ты же понимаешь, нам быстро надо было.
Громилы сорвали с себя маски, опустили по самые глаза капюшоны черных курток и потянули своих пленников в грузовой микроавтобус – без окон.
Жители дома, если бы их опрашивали, сказали бы, что, наверное, компания подвыпивших друзей решила отправиться «голливудить» куда-нибудь на природу.
* * *
Юля очнулась от боли в руках. Она была крепко привязана к массивной бетонной балке, что посреди темной комнаты подпирала потолок. Прямо в лоб ей красным огоньком светила камера на штативе. А на стене, обшитой вагонкой, висел многодюймовый плоский экран. Его, скорей всего, повесили специально, потому что на нем Юля видела себя.
Ее опухшее лицо, обезображенное мешками под глазами, налитыми веками, щеками, покрывшимися малиновыми пятнами, свидетельствовало об аллергической реакции на хлороформ. Рот Юли был заклеен широкой изолентой. Она чувствовала во рту мерзкий резиновый вкус.
– Ну что, очнулась? – мужик, который стоял перед ней, говорил с кавказским акцентом.
Юля перевела на него взгляд. Он показался ей просто отвратительным – сутулый, скрюченные руки, сросшиеся брови, маленькие коричневые глазки, зрачки-точки, жирные волосы.
Мужик корявыми, пахнущими дымом и горелым мясом ногтями подцепил уголок изоленты, резко сорвал ее и бросил на пол.
– Вы что! Я могла умереть! У меня мог быть анафилактический шок!
– Шок? Заткнись! – заорал на нее сутулый.
– Где Данила? – в ужасе спросила Юля.
– Данила! – мужик снова заорал прямо ей в лицо. – Его зовут Данила?
– Да, мой племянник!
– Племянник – это кто? – закричал он, открывая рот с маленькими, как у щенка, передними зубами.
Юля сначала даже не поняла вопрос.
– Как это кто? Мальчик. Сын моего брата.
– А, сын твоего брата. Я не понимаю этого – племянник-соплянник… Джахпар! Скажи Зулпукару, пускай камеру переключит! – крикнул по-лакски уродливый мужик.
На экране показалась темная комната с одним-единственным окошком под потолком. Свет едва пробивался в нее. Скорей всего – это был подвал или погреб. Пол был бетонный, весь в пыли и опилках. Юля зразу не сообразила, что в углу сидел мальчик. Ей подумалось, что, возможно, это котенок сжался во мраке. Даник рыдал, обхватив свои коленки.
– Джахпар, пускай Зулпукар даст звук. Нашей гостье интересно, – заржал сутулый. – Ей это должно понравиться.
Конечно же, Юля не понимала по-лакски, и последнее слово «понравиться», что прозвучало как «ххуй дизан», ее очень испугало. Она вся побледнела.
Откуда-то из глубины дома пришел ответ на том же языке:
– Шагабутдин, Зулпукар не может настроить микрофон. Иди сам посмотри.
– Ни хрена мои братаны не шарят, – сказал он Юле по-русски, поднял с пола изоленту и попытался снова заклеить ей рот.
Юля плюнула – лента выскользнула из рук Шагабутдина и упала на пол. Урод широко размахнулся рукой и залепил ей пощечину. У девушки брызнули слезы из глаз, и она, что было силы, закричала:
– Помогите!
Тогда Шагабутдин ударил ее тыльной стороной ладони по другой щеке:
– Не кричи, мы далеко от города. Никто не услышит.
Он вышел и выключил свет. Но остался светиться экран, где, вздрагивая плечами, рыдал Даник.
Прошло минут пять. Руки у Юли ужасно затекли, она попыталась пошевелиться, но не могла – ее привязали так крепко, что трудно было даже дышать, кроме того, капроновая веревка резала плечи и запястье. Долго стоять было тяжело. В помещении холодно, а она в одной ночнушке.
Вдруг раздался громкий всхлип, который заполнил собой все пространство комнаты.
– Юля! – это плакал Даник.
– Отпустите ребенка, сволочи! – закричала девушка.
Никто не ответил и в комнату не зашел.
Юля пыталась восстановить в памяти последнее, что она помнила. Неприятное лицо полицейского, как его самого отбросили на стену. А потом – туман. Где же она? Что этим людям от нее надо? Юля могла предположить только одно: весь этот кошмар каким-то образом связан с действиями ее брата. И главное, Илья явно находится не у них в руках. А значит, он ее спасет. И Даника, и всем этим мудакам Илья еще покажет. Эта мысль немного успокоила ее.
* * *
К коттеджу, глубоко спрятанному в сосновом лесу, вела проселочная дорога. Техника ездила по ней не часто. Между колеями песочного цвета росла трава. И хоть на дороге были ухабы и лужи, для «Ниссана-Патфаиндера» она была несложной.
– Видишь, Мансур, – сказал пассажир, сидевший на переднем сиденье дагестанец средних лет с отвисшим животом, – мои люди хоть и упустили этого вахлака, зато теперь какое дело сделали! Узнали, что требовалось, и по вашей просьбе приготовили для вас все необходимое.
– Аслан все учтет и в долгу не останется.
Сквозь ветви сосен блеснула солнечными лучами цинковая крыша.