– О, как я посмотрю, ты здесь неплохо обосновался.
– Да что ты, Мансурчик, скромная дача. Строю, строю – никак достроить не могу. Всё в городе на съемной квартире маюсь. На шашлыках и шаурме много не заработаешь. Бывает, парням заплатить нечем. Это вы у нас «золотые львы».
– Погоди, Абумуслим, придет очередь, и тебе квартиру подгоним. Я слышал, что Аслан уже для тебя что-то там подыскивает. Зёма зёму без крыши над головой не оставит.
– Пускай ему Аллах помогает.
Антрацитовый «Ниссан-Патфаиндер» подполз к высоким металлическим воротам. Мансур нажал на сигнал. Зулпукар – двадцатилетний дагестанец с внешностью джигита – увидел на мониторе камер наружного наблюдения остановившийся внедорожник, его водителя, пассажира и быстрым шагом пошел открывать ворота.
«Нисан-Патфаиндер» вполз во двор. По всему было видно, что на участке идет строительство. Во дворе лежали доски, укрытые брезентом, возвышались белыми башнями бетонные блоки, неприглядными кучами валялся строительный мусор, ржавели под открытом небом тачки, бочки, трубы, радиаторы.
– Добро пожаловать в мой дом, – пригласил Абумуслим. – Чаю, кофе?
– Нет времени. До часу я должен вернуться с готовым материалом, – деловито ответил Мансур. – Давайте, покажите, где она.
На крыльце хозяина и его гостя встречали три дагестанца. Они нелепо выстроились по ранжиру – высокий, широкоплечий Зулпукар, чуть поменьше его – Джахпар и сутулый Шагабутдин.
– Показывайте, где она, – приказным тоном проговорил Абумуслим.
Шагабутдин провел всех пятерых в прихожую, затем кавказцы, один за другим, спустились по винтовой деревянной и скрипучей лестнице вниз.
– Осторожно – порог, – заискивающе предупредил Шагабутдин.
Сутулый дагестанец открыл дверь, включил свет. Все пятеро мужчин плотным полумесяцем обступили девушку, привязанную к бетонной балке. Юля зажмурилась от резкого света.
– Что ж вы делаете? – на своем родном языке сказал Мансур. – Вай-вай, ей же больно. – И по-русски обратился к Юле: – Тебе больно?
– Нет, мне щекотно, – зло выпалила девушка.
Это показалось Мансуру смешным. Он хмыкнул, а остальные дагестанцы заржали.
– Вам отомстят! – огрызнулась Юля. – Вас посадят! А!!! – изо всех сил закричала девушка. – Вас убьют!
Дагестанцы просто покатывались со смеху. Абумуслим даже вытер слезу, выступившую в уголке глаза.
– А где пацаненок? – спросил по-русски Мансур.
Шагамутдин кивнул на экран.
– Это он где? В погребе? – поднял брови Мансур.
– Да, он еще недостроен, – объяснил также по-русски Абумуслим.
– Там же холодно! Ай-ай-ай, – закивал головой Мансур.
– Днем – не очень, – безразлично проговорил Шагабутдин.
– А крысы там не водятся? – Мансур произнес это с намеком.
– Крысы? – не понял Шагабутдин.
– Какие еще крысы? – забеспокоился хозяин дачи.
– Крысы приходят, скребутся. У них такие большие, желтые зубы, – понял намек Джахпар.
– Ужас! Брр! – повел плечами Мансур. – Бедный мальчик… А что у вас других комнат, более, так сказать, обжитых, нету?
– Пацан громко ревел, надоел всем – хоть зарежь его, – серьезно проговорил Шагабутдин. – Чтобы не слышать, мы его туда и определили. Там самые толстые стены.
– Вы что! Отведите его в другую комнату, – грозно сказал Мансур.
– Прямо сейчас? – спросил Абумуслим.
– Нет, чуть позже.
Теперь Мансур обратился к Юле:
– Как тебя зовут?
– Пошел ты! – смело сказала девушка.
– Юля ее зовут, – прорычал Шагабутдин.
– Юля… Юленька, – слащаво улыбнулся Мансур. – Я могу тебя так называть?
– Негодяй! – встрепенулась она.
– Значит, нельзя. А кому можно? – спросил дагестанец. – Юре можно?
Девушка услышала это имя, быстро взглянула на Мансура, но ничего не сказала.
– Юра – это твой друг?
Она молчала.
– Вот, – Мансур достал из чехла мобильник, показал ей фотографии, где они сидели на скамейке в парке – с Юрой и Данилой. – Это он? Твой, как правильно сказать, любимый?
– Никакого Юры я не знаю, – женская интуиция подсказала Юле, что своим признанием она чем-то навредит Юре.
– А вот еще снимок.
На экране мобильного телефона Юра и Юля целовались на ступеньках перед подъездом дома. Фотография была размытая, но молодых людей можно было узнать.
– Не знаю, – упорно ответила девушка.
– Что ты мозги нам клюешь! Я сам это видел, и я сам это снял! – замахал своими крючковатыми руками Шагабутдин.
– Э… Чего так кричишь, – сморщился Мансур.
– Тихо, – вмешался Абумуслим.
– Неужели, Юленька, ты целуешься с незнакомцами?
– Что вы от меня хотите!
– Тебя! – заржал Шагабутдин.
– Да заткнись ты, бешеный, – по-лакски сказал Мансур. – Нам надо, чтобы ты прочитала вот этот текст, – Мансур достал из кармана штанов помятый лист бумаги, расправил его. – Мои друзья вас очень просят все это выучить и своими словами пересказать прямо в камеру.
– Что это? – не поняла Юля.
– Текст. Просто текст на русском языке.
Он развернул лист и поднес к Юле. Она прочитала:
«Юра, если ты не согласишься с ними, меня и моего племянника убьют».
– Вслух, пожалуйста, – угрожающим тоном сказал Мансур.
Юля побелела, она испугалась – не за себя, а за Данилу.
– Это же всего одна строчка. Читай!
– Читай, сука! – опять заорал Шагабутдин.
– Выйди отсюда! – рявкнул на него Мансур.
– Все, молчу, – Шагабутдин поднял согнутые в локтях руки и задом отступил к выходу из комнаты.
– Ты всего несколько слов говоришь на камеру. А потом мы тебя развяжем. И пацана выпустим, и вас вдвоем попросим у нас пожить некоторое время в гостях. А хозяин вас шашлычками угощать будет. Правда? – Мансур взглянул на Абумуслима.
– Правда, – подтвердил тот.
– Юля! Где ты?! Мне страшно, – донесся, как из-под земли, плач Даника.
Именно страх за Данилку заставил ее согласиться и записать на камеру обращение к Юре. Ведь после этого они будут вместе с Даником – ему будет легче. Кроме того, дагестанцы ничего не спрашивали об Илье, значит, есть надежда, что он обязательно их найдет. А Илья, наверное, уже знает, что они пропали, ведь брат и сестра договаривались созвониться.