– Тельман Хоренович, это Плоткин… – Здравствуйте, – тут же перебил меня сухой и прокуренный голос Гдляна. – Вы забыли у нас очки. Можете зайти за ними. – Спасибо!!!
Если у «майора, который слушает» телефонные разговоры Гдляна, есть прибор, показывающий высоту звука, то от моего ликующего «Спасибо!» стрелку этого прибора вынесло за верхнюю отметку. А через десять минут в проходной следственной части Прокуратуры СССР я уже держал в руках свои солнечные очки и короткую записку:
"МУРАШОВА АННА ПАВЛОВНА (рожд. 2бавг. 194бг.) ПО МУЖУ – ШИФРИНА.
Адрес: ЛОМОНОСОВСКИЙ ПРОСПЕКТ. 32, кв. 116. Телефона нет. Желаю удачи".
Господи! Оказывается, Аня живет всего в нескольких кварталах от Мосфильмовской улицы! Этой ночью, глядя из окна квартиры Михаила и Ларисы, я среди темных ночных окон видел, наверно, и ее окно!
Нужно ли описывать, как я мчался в такси на Ломоносовский проспект? И как от волнения потели мои ладони, сжимая букет цветов – таких же крымских роз, как 11 лет назад?
Только я был уже другой – седой и пятидесятилетний. Хотя… Кто вам это сказал?
Да, давным-давно, в другой, американской жизни мне было 50 лет, это правда. Я был седой, старый, с радикулитом и комплексом неполноценности из-за своего ужасного английского языка.
Но была ли эта американская жизнь, господа? Ерунда! Не было! Мне снова сорок и даже не сорок – тридцать два! Дайте мне коня – я проскачу по московским улицам, как джигит! Дайте мне русскую женщину, и, как говорил Бабель, русская будет мною довольна!
Родина, проклятая любимая родина, что ты делаешь с нами, мать твою так! Зачем ты швыряешь нас за свои границы?
За дверью 116-ой квартиры была тишина. Я стоял на лестничной площадке восьмого этажа, звонил и стучала эту дверь с табличкой «Шифрин М.Б.», но никто не отвечал, и ни звука не было изнутри. Но я не унывал. Я ждал этого момента одиннадцать лет, я подожду еще пару часов, пока Аня придет с работы. Ветер задувает в выбитое лестничное окно и пылью посыпает мои крымские розы. Рядом с окном на стене выцарапано гвоздем: «Дима и Римма = любовь». Если я устану стоять, я могу сесть тут на подоконник и ждать.
Вдруг сверху, с десятого, что ли, этажа дробно застучали по лестнице женские каблучки. Высокая двенадцатилетняя девчонка в джинсиках и майке с надписью ADIDAS увидела меня под дверью 116-й квартиры, тормознула на бегу:
– Вы к Шифриным, что ли?
– Да.
– Так они же в Сочи, в отпуске. А вы откуда?
У меня плечи повисли. Прилететь из Америки, разыскать ее адрес и… – А когда они вернутся?.
– В конце августа, к школе. А вы откуда? – повторила девчонка. Своими узкими плечиками и тонкой фигуркой она напоминала мне кого-то, но я еще не знал кого.
– Издалека… – ответил я ей, а потом наткнулся взглядом на надпись на стене и спросил: – А ты случайно не Римма?
– Римма… – покраснела девчонка. – А вы, случайно, не из Израиля?
– Нет, из США.
– Жалко! А то мы завтра как раз эмигрируем, в Бер Шеве будем жить. Слышали такое место? – Я даже был там. Там физики живут. Твой папа физик?
– Ну да! Кацнельсон его фамилия. Может, слышали? О нас в «Нью-Йорк тайме» писали, мы шесть лет в отказе сидели!
Я кивнул на надпись на стене:
– А как же Дима? – И подумал: вот еще одна драма: Дима, Анин сын, влюблен в эту девочку, а она уезжает. – Ну, а что я могу сделать?!! – обозлилась девчонка. – Они нарочно увезли его в Сочи, как только мы получили разрешение на эмиграцию! Хотя это полный бред! Он все равно ко мне приедет! Ну, подумайте сами: человек с фамилией «Шифрин» разве может жить в этой стране? Даже если он возьмет фамилию своей матери, антисемиты его все равно выявят!
В ее голосе было такое ожесточение, что я сразу вспомнил, на кого она была похожа – на ту юную еврейку, которая митинговала в Ленинграде на площади у Казанского собора – одна против толпы антисемитов. – Значит, ты будешь ждать его в Бер Шеве? – спросил я. – Ну… – она пожала плечами.
– Если он мне будет писать… Но дело не в этом! Они не понимают, что этот эксодус не от нас зависит! Это решение Бога! Он решил, что евреи должны уехать из этой страны, и еще семнадцать лет назад открыл нам границу. Но вы же знаете евреев – мы всегда спорим с Богом и торгуемся! Поэтому добровольно уехали только вы и еще сто тысяч. А два миллиона остались. Ну? Что Богу делать? Как выселить отсюда этих евреев в Израиль? Только погромами! Будет парочка погромов – все поедут! Вы понимаете?
Я смотрел на эту юную ребе в джинсах. Такой оригинальной теории мне не приходилось слышать.
– Знаешь что? – сказал я. – Возьми эти цветы. Это тебе от меня и от Димы. Я уверен, что он приедет в Бер Шеву. – А вы ему кто? – спросила Римма.
– Я ему просто тезка. Он Дима, а я Вадим. Такое вот случайное совпадение. Держи цветы! Они как раз с юга, крымские розы. И – зай гезунт! – Тода раба, – ответила она на иврите. Боже мой, родина, что же ты делаешь??? Даже с детьми!!!
– Секрет семейного счастья? – Софья Максимовна Брауде прищурилась, затянулась сигаретой.
Странная шестидесятилетняя блондинка, мать двух взрослых сыновей, бабушка трех внуков и начальник крупного эстонского строительного треста, Брауде оказалась моей соседкой по купе в скором поезде «Москва-Таллинн». Но в купе мы курить не хотели, курили в коридоре, у открытого окна, и до двух часов ночи обсуждали перспективы распада Советского Союза.
Поезд клацал колесами, как хороший рысак подковами. За окном была черная августовская ночь с далекими факелами химических заводов над темными лесами.
Москвичка и русская по рождению, Софья Максимовна в двадцать лет вышла замуж за эстонца-слесаря, сорок лет прожила в небольшом эстонском городе Пярну и как бы сочетает в себе дилемму, раздирающую сейчас всю советскую империю, – конфликт окраинных национальностей со «старшим русским братом». Еще с царских времен русские селятся в этих национальных республиках и хозяйски русифицируют их – школы, газеты, радио, телевидение и весь язык административного общения сверху донизу. Но теперь, в 1989 году, вдруг оказалось, что ни одна из 104 наций, населяющих СССР, не желает этой русификации, даже эскимосы заполярного Таймыра требуют независимости и автономии.
Что же делать русским, которых в этих нерусских республиках уже 30 миллионов!
– Только одно, – твердо сказала мне Брауде, – учить язык страны, в которой живешь. Если вы поедете жить в Америку, вы что же – будете американцев заставлять говорить по-русски? Или если японец едет жить в Италию, разве итальянцы говорят с ним по-японски? Мы для эстонцев – японцы, так какого черта они должны учить наш язык, а не мы – их? А наши Иваны приезжают в Литву, Эстонию или там в Киргизию, занимают лучшие районы и начинают русским лаптем эстонский суп хлебать! И знать не хотят ни о какой культуре! А я, например, за полное отделение Эстонии от России! От этого нашему русскому Ивану со временем только лучше будет – или он из Эстонии к себе в Рязань уедет, родную землю из золы поднимать, или он останется в Эстонии и цивилизуется здесь на европейский манер…