– Так! – вплотную подступил к Акееву Светлов. – Что ты еще знаешь об этом докторе? Ну! Вспоминай! Живо! Как он выглядит?
– Ну, такой молодой, полный, волосы черные, а глаза карие, на правой руке перстень с печаткой. Вот и все, что знаю.
– Кто еще его знает?
– Сысоев знает, мой шеф.
– Это я понимаю, но он за границей. Кто еще? Герман Долго-Сабуров?
– А он в рейсе.
Светлов усмехнулся – он поймал Акеева в ловушку.
– А откуда ты знаешь Долго-Сабурова?
– А тоже через шефа, он на шефа работает, опиум с юга возит, а на юг – морфий. Только он вам ничего про доктора не скажет, ни в жисть!
– Почему?
– А он по сестре этого доктора сохнет.
– Ты ее видел? Знаешь?
– Еще бы! – он стрельнул глазами в притихшую, с закрытыми глазами, в ужасе раскачивавшуюся из стороны в сторону Леночку Смагину. – Такая ж, как эта, шалава. Но красивая – не отнять. Знаете как говорят: по глазам целка, по п…е блядь! Вот это про нее. А Герман же из графского рода, вот он и втюрился – «Наташа Ростова! Наташа Ростова!». А она такая же Наташа Ростова, как я – граф Толстой! Сучка и все.
– Как ее зовут? Где живет? Работает?
– Нет, ничего не знаю, только знаю – Наташа. И все. На артистку Варлей похожа из «Кавказской пленницы». Но вот эта сучка может знать, они меня на пару в ресторан таскали неделю назад.
Я подошел к Смагиной, но когда она открыла глаза, стало ясно, что говорить с ней бесполезно – в ее застывших глазах было одно отчаяние, ничего более.
Светлов подошел ко мне:
– Не теряй времени. Поехали. Нужно заняться племянником. – И кивнул своим архаровцам на Акеева и Смагину: – Отвезите их к Пшеничному на допрос.
– С ума можно сойти – уже пять часов! – Светлов устало опустился в милицейский «Мерседес», который ждал нас у подъезда сысоевского дома на Фрунзенской набережной. Нужно ли говорить, что вокруг «Мерседеса», этой новинки московских улиц, стояла плотная ватага мальчишек, они заглядывали во все окна, трогали бамперы, ручки и приставали к водителю с сотней вопросов. Светлов отшвырнул от дверцы самых назойливых, мы сели в машину, он устало откинулся на сидение. – Я ж не ел сегодня ни черта!
– Куда? – осторожно спросил водитель.
– Отъезжай, разберемся.
На радиотелефоне мигал и гудел сигнал вызова коммутатора Петровки. Трогая машину и одновременно скосив глаза на радиотелефон, водитель сказал мне:
– Вас уже четвертый раз вызывают.
Светлов взял трубку и щелкнул рычажком усилителя, чтобы я мог слышать разговор.
– Подполковник Светлов. Слушаю.
– Товарищ подполковник, наконец-то! – сразу ворвался голос капитан Ласкина, начальника группы слежения за объектом «племянником».
– Спокойно! – сказал Светлов. – Что такое?
– Этот племянник какой-то псих! Он развез наркотики в шестнадцать точек! Весь Арбат – Старый и Новый, магазин «Руслан», гостиницы «Белград», «Украина». И везде собирает деньги – я не знаю, наверно, собрал тысяч сто!
– Хорошо, а где он сейчас?
– Сейчас он в лифте сидит, как вы приказали.
– Что я приказал?
– Вы приказали задержать его на час-полтора, пока вы освободитесь. Вот он и сидит в лифте уже час пять минут вместе с народным артистом Сличенко.
Светлов развеселился.
– С кем? С кем?
– Вам смешно, товарищ подполковник, а у меня тут скандал. Чтобы его тормознуть в лифте, пришлось свет отключить во всем доме. А тут на первом этаже ювелирный магазин «Агат», это на Новом Арбате. И дом огромадный – одни академики живут, артисты, дипломаты всякие. И уже больше часа света в доме нет.
– Ладно, получишь премию за находчивость! – сказал Светлов. – Терпи, я сейчас приеду. Где ты стоишь?
– А у самого дома, у нас ремонтный «рафик», сделали ограждение, тарахтим отбойными молотками по асфальту, как будто ищем повреждение кабеля.
– Ясно. Молоток! А что он делает в этом доме, племянник?
– А был в гостях у Жлуктова, хоккеиста. Оставил последнюю упаковку морфина. Время уже пять часов, а ему еще в «Чародейку» надо.
– Все! Отключайся! Буду через пять минут, – Светлов дал отбой и тут же сказал телефонистке: – Так, золото мое, дай мне Дежурную часть.
– Они вас сами вызывают, – ответила телефонистка и вслед за ней прозвучал голос помощника Светлова, оставшегося в Дежурной части. – Товарищ подполковник! Тут Мосэнерго мне уже плешь проели!..
– Знаю, знаю! Скажи, что через пять минут починим кабель. И слушай меня: полковник Марьямов там?
– Здесь. Спит в уголочке.
– Разбуди. Пусть возьмет на первом этаже директора вагона-ресторана и срочно к «Чародейке». Я сейчас туда подъеду. Вопросы есть?
– Нет. Все ясно.
Светлов отключил рацию, взглянул на меня:
– Ну? Теперь посчитаем еще раз. Есть два варианта: взять племянника сразу, сделать очную ставку с Акеевым и всеми, кому он сейчас раздал наркотики. Спекуляция наркотиками в особо крупных размерах карается по статье 224 до 15 лет. Выдаст доктора?
– Может и выдать… – сказал я не очень уверенно.
«За» были неопровержимостью улик в торговле и перевозке наркотиков, «против» – графское происхождение Долго-Сабурова. Его, наследного графа, отпрыска рода советская действительность заставила превратиться в железнодорожного проводника! Уже одно это может толкнуть на преступление, причем – обдуманное, без раскаяния и предательства соучастников. А если учесть его влюбленность в сестру этого доктора, о которой сказал только что Акеев… н-да, возможно, его не запугаешь статьей 224.
Я вспомнил телефонный разговор в квартире Долго-Сабурова, этот анонимный грудной женский голос, интимно-ласковый и завораживающий… Теперь я не сомневался, что это была Наташа, что это она звонила Долго-Сабурову и что в нее же влюбился Белкин на Бакинском аэродроме. «Шерше ля фам», ищите женщину! В каждом преступлении.
– А второй вариант, – говорил между тем Светлов, – сыграть ту же шутку, как с этой Смагиной. Я при этом племяннике буду трепаться, как Ожерельев, мол, МУР идет по следу всей банды, но тот, кто выдаст Белкина, получит помилование, вчистую.
– Вряд ли он пойдет на предательство… – сказал я. – Он граф.
– Хорошо. Пусть не пойдет. Допустим, он не ринется к нам с адресом Белкина. Но он должен хотя бы предупредить этого доктора и его сестру…
– Сестра и доктор, возможно, уже все знают. Я же тебе говорил: женский голос звонил Долго-Сабурову домой, я с ней разговаривал. Это скорее всего Наташа. То, что она сказала мне, она, конечно, уже сказала брату.