Но я не мог подойти к ней сейчас – я не знал, как будут реагировать на это водитель «лексуса» и второй мордоворот, сидевший возле него, явный охранник того, у которого провела ночь эта Полина Суховей. Поэтому я с индифферентным видом закурил, посмотрел, как эта краля вошла в подъезд, открыв его магнитным ключом. Затем проводил глазами «лексус», машинально сфотографировав взглядом его номерной знак «М447ХМ», достал свой мобильник и позвонил Рыжему.
– Виктор, это Чернобыльский. Я ее нашел. Пришли за нами машину на Малую Бронную к дому номер 32. Желательно «мерседес»…
– Почему? – удивился он.
– Мы на других не ездим, – сказал я и дал отбой.
Десять штук были у меня в кармане. А эти суки в моей конторе сказали, что я спекся, выдохся и вообще «пора на заслуженный отдых, Павел Андреевич»…
Я выждал, пока дверь подъезда снова открылась – из него выскочил еще один утренний спортсмен в беговых кроссовках. Просто не район, а какой-то оздоровительный центр! Попридержав за ним дверь, я шагнул в подъезд. Как я и предполагал, кабина лифта уже стояла наверху, на шестом этаже. Я дождался ее спуска и поднялся к 16-й квартире, нажал кнопку звонка.
– Кто там? – послышался удивленный голос за дверью.
– ФСБ. Откройте.
– Кто-кто?
– Полина, это ФСБ, откройте! – И я подставил к глазку свое удостоверение.
С минуту она изучала мое удостоверение через глазок. (Кстати, глазок на нормальной высоте – метр шестьдесят, а не под ее высоченный рост, и, следовательно, это не ее квартира, а съемная…) Потом из-за двери послышалось:
– А в чем дело?
Я убрал удостоверение и, зная, что она, все еще вынужденно пригнувшись к глазку, смотрит на меня, улыбнулся как можно душевнее.
– Не беспокойтесь, Полина, у нас к вам нет никаких претензий. Но нам очень нужна ваша помощь. Очень нужна, ей-богу…
Люди ужасно любят, когда в их помощи нуждаются органы власти. Особенно силовые.
Она приоткрыла дверь на цепочке, и ее зеленые глаза оказались надо мной, а расслабленное полусонное тепло ее грудок – почти рядом.
– Что вы хотите? – спросила она сверху вниз.
Самое честное было сказать: я хочу тебя, и немедленно. Но я, конечно, этого не сказал.
– Полина, я не могу через дверь. Возьмите мое удостоверение, посмотрите его еще раз. Я подполковник ФСБ Чернобыльский Павел Андреевич. Вы нас очень обяжете, если разрешите мне войти на минутку…
Две старушки соседки с нижнего этажа торчали под моей дверью, а жэковский слесарь ковырялся в моем замке.
– В чем дело? – удивился я, выйдя из лифта и увидев эту компанию.
– А воду надо выключать, когда из дома уходишь, – сказала одна старушка.
– Залил нас совсем, – добавила вторая.
Я похолодел. Неужели я в таком маразме, что не выключил воду, уходя из дома? Но разве я принимал утром душ? Я ведь даже и бриться-то уже дня три как не бреюсь…
– Минуту! – Я отодвинул слесаря, открыл дверь и вошел в квартиру.
Старушки с видом пытливых следопытов поспешили за мной, чтобы взять меня с поличным.
– Вот видишь! – показали они на лужу в прихожей. – И нас залил. Будешь платить за ремонт…
Я по луже шагнул в ванную, но там все краны были закручены, и на кухне тоже, и в туалете. Я поднял голову – так и есть: с потолка капает, вся стена мокрая.
– Это белорусы, – сказал я и кивнул слесарю: – Пошли наверх!
Командой народных мстителей мы поднялись на этаж выше, я без всякого звонка толкнул дверь верхней квартиры.
Там, прямо от порога, весь пол «стадиона», в который превратилась эта квартира, был залит свежим цементным раствором, и этот цемент обильно орошал резиновый шланг, подсоединенный к водопроводному крану. А хмыри, сидя на двух табуретах в углу «стадиона», то есть на бывшей кухне, где цемента еще не было, заправлялись пивом, огурцами и хлебом.
Правда, увидев наши решительные лица, они подхватились, и один Лукашенко сказал другому:
– Ты, блин, опять воду не выключил? Ну, козел!
Старушки открыли рты, призывая на хмырей все мыслимые и немыслимые напасти. А я сказал слесарю:
– Саша, с ними нехер разговаривать. Вызывай начальника ЖЭКа, пусть акт составит…
Ехать к Кожлаеву Полина отказалась наотрез.
– Но почему? – изумлялся я, кое-как освоившись с нашей разницей в росте. – Это же больница. Там ничего не будет…
– Нет!
– Я гарантирую, что с вами ничего не случится…
– Нет! Уходите!
– Минуту! Полина, послушайте. Он умирает, ему жить осталось несколько часов. Будьте гуманны…
– Очень хорошо, пусть подохнет!
– Знаете что? А давайте я вам заплачу. Хотите пятьсот долларов? Просто съездим туда и обратно. А?
– Нет, я сказала: я не хочу его видеть!
– Но вы же берете деньги, Полина… – сказал я как можно мягче.
– Да, я беру деньги, – ответила она спокойно. – Но к Кожуну я ни за какие бабки не поеду.
– Почему?
– Это мое дело. Все, уходите. У меня в три кастинг, я должна выспаться.
– Хорошо, дайте мне ваш паспорт.
– Зачем?
Но я не стал объяснять. Когда девушка выше вас на целую голову, это сначала смущает, а затем раздражает. Окинув взглядом ее уютное, с евроремонтом, однокомнатное гнездышко, я увидел на окне палево-розовые гардины, рядом с окном – софу и телевизор «Самсунг», в алькове – двуспальную кровать, покрытую розовым покрывалом, в пенале кухни – идеальный порядок, все белое – холодильник, плита, кофейник; а по другую сторону комнаты – трельяж и косметический столик. И на стене несколько огромных фотографий хозяйки – не эротических, а из каких-то дорогих женских журналов типа «Элит» или «Космополитэн». И на этих фото Полина была просто отпад – юная фея с картин Боттичелли…
Но я не стал рассматривать эти фото, а уверенно подошел к трельяжу, открыл косметический столик и тут же увидел то, что мне нужно – два паспорта, внутренний и зарубежный. Под ними лежал фирменный конверт «Эр Франс». Я взял оба паспорта и конверт.
– Не смейте! – бросилась ко мне Полина.
– Спокойно! Я из ФСБ. За сопротивление властям есть статья, ты знаешь? – Я открыл ее паспорт, пролистал. – Так, паспорт из Нижнего Новгорода, а московская регистрация кончилась три месяца назад. Ты тут живешь нелегально… – Я открыл конверт «Эр Франс», там был билет в Париж на послезавтра. – И ни в какой Париж ты не полетишь, мы тебе выезд за рубеж вообще закроем. – Я достал свой мобильник, набрал на нем какой-то номер и сказал в мертвую трубку: – Валерий Иванович, добрый день, это Чернобыльский. Пожалуйста, запишите для шереметьевской таможни: Суховей Полина Степановна…