— Почему… — сказала я уклончиво.
Белоконь встал и прошелся по комнате, постоял у окна. Потом повернулся ко мне.
— Хорошо, Аня. Давайте уточним некоторые вещи. Американская гадалка Стефания Грилл предсказала, что в этом месяце состоится покушение на Горячевых. Лариса вызвала ее в Москву, чтобы узнать детали покушения и сорвать его. Но ведь судьбу обмануть нельзя! Если покушению суждено состояться, оно состоится. Так какого же черта вы играете в заведомо обреченной команде? Я не понимаю…
— Если бы вы не понимали, вы бы не похищали гадалку и не охотились за мной.
Он опять посмотрел на меня очень внимательно. Черт возьми, я даже начинаю уважать себя за свои ответы, над которыми он, начальник отдела в МУРе, должен думать по тридцать секунд!
— Понятно. Вы считаете, что гадалка оставила Горячевым шанс, а нам указала на вас как на главную опасность. Да?
Я молчала. Если они не могут спустить меня в подвалы «Матросской тишины», то у Белоконя нет иного пути заставить меня выдать Куркова, кроме как перевербовать меня на свою сторону. Но в этом случае ему придется говорить и говорить, а я буду только слушать.
— Да, высоко берете, Анна Александровна!.. Но подумайте: почему судьба спланировала это покушение? А? То есть давайте изучим ситуацию отвлеченно. — Он деловито подсел к столу и даже стал рисовать на листке бумаги. — Предположим, вы сорвете это покушение. Курков арестует меня, ну еще пару человек. Но исчезнут ли в нашем обществе исторические причины убрать Горячева? Понимаете, о чем я толкую? Ведь это же не простая кухонная ссора Иванова с Петровым. Сегодня политика Горячева пришла в столкновение с жизненными интересами русского народа. Вы же русская, Аня, так слушайте, что происходит. Вся эта гласность и перестройка к чему привели фактически? Балтийские республики хотят отколоться и, если не принять срочных мер, завтра же и выйдут из СССР. И все! Все полетит, как домино! Азербайджанцы, узбеки, казахи — они же мусульмане, они спят и видят перемахнуть к Ирану! А армяне? Грузины? Вы понимаете, куда все катится? Даже какие-то вшивые башкиры на Волге требуют независимости! А что останется от России, если завтра рассыплется СССР? Сибирь тут же отхватят Китай и Япония, на Волге будет Башкирская республика. А где будем мы, русские? Московская, Курская и Воронежская губернии — и все! И кончится Россия, понимаете?
Я молчала. Вчера он тащил меня в постель, а сегодня — в политику. Но на Киевском вокзале я могла послать его подальше, а здесь — его власть.
— Я допускаю, Аня, что Горячев сам не знал, куда толкнул страну, — продолжал Белоконь. — И пока он болтал о реформах, разыгрывал из себя Дубчека и получал под это западные кредиты — мы его терпели. Но кому нужны эти кредиты, если в стране — гражданская война? Мусульмане вот-вот начнут резать русских, грузины тоже, литовцы — все будут резать русских, это уже висит в воздухе! Так неужели вам, русской женщине, не жаль миллионов русских, которые погибнут? Отвечайте: или я не прав? Неужели можно дать этим чучмекам свободу и ждать, что они все еще будут называть нас братьями, а? Или вы думаете, что Горячеву это удастся — и рыбку съесть, и, извините за выражение…
Что я могла ему ответить? Я вообще никогда не думала над такими вещами.
— Хорошо, я вам больше скажу, Аня! Вы неглупая женщина, и вы поймете. Ни мне, ни моим друзьям в принципе не нужна эта дерьмовая коммунистическая империя. Мы же не идиоты. Коммунистическая доктрина полностью обанкротилась, а содержать империю в двадцатом веке просто убыточно, потому мы и голодаем, это азы экономики. Но эту империю создавали триста лет, и она уже есть — нравится она нам теперь или нет. И когда я сравниваю, что мне, русскому человеку, дороже — сохранить империю или распустить ее, я вижу: распустить будет стоить миллионы русских жизней, ведь нас будут резать везде — от Бурятии до Еревана! Вот вы скажете, вы из Полтавы! Если мы завтра дадим нашим братьям-украинцам их любимую самостийность, что они станут делать? Скажут «спасибо»? Или тут же перестреляют всех москалей, которые живут на Украине? А? Вот ваши соседи-украинцы — они как? Проводят вас до вокзала с цветами?
Я представила старика Гринько и его шлюху-невестку и усмехнулась. Вот уж кто с полным восторгом стукнет меня сзади топором по голове!
— Вы понимаете? — сказал Белоконь, уловив ответ по моим глазам. — История ставит перед нами задачу: или — или. Или завтра вся страна превратится в сплошной Ливан, или нам срочно нужна сильная рука, которая остановит гражданскую войну и спасет русский народ. Вот и все. А теперь вспомните статью 14 УПК: «Действие, совершенное в состоянии КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ, т. е. для устранения опасности, угрожающей интересам государства и общественным интересам… НЕ является преступлением, если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный». И если вы положите на весы, что важнее — Горячевы или весь русский народ, то ответ, по-моему, ясен. А «Память», национал-шовинизм и прочие течения — ну, что сказать? Это же просто идеология, то есть одежда, которую Россия наденет, чтобы снова почувствовать себя великой нацией. Вот вам разве не было приятно оказаться среди своих, русских людей, охваченных единой идеей? А? Только честно, Анна!
«Вот тебе и ресторан „Баку“! — почему-то подумала я. — Самое ужасное то, что он меня убедил! То есть вот уже три дня со мной происходят какие-то дикие вещи. Сначала меня завербовала Лариса, потом — Гольдин и Власов перевербовали на свою сторону, потом Курков и Горячев — на свою, потом — этот мальчишка Чижевский, а теперь — нате вам! — Окулов и Белоконь! Да что я за бля… такая, дешевка, что меня каждый может вертануть в свою сторону!»
— Я должна подумать, — вырвалось у меня.
— О чем?! — Белоконь взял меня за руку. — О чем тут думать, Аня?! У нас нет времени! Нам нужно знать, что готовит Курков.
Я посмотрела на его руку, лежащую поверх моей, и тут внутри меня как передернуло: да это же опять Киевский вокзал! Я-то, дура, почти купилась, а оказывается, это все ради постели — вся эта лекция! Если я выдам ему затею Куркова, он передаст это куда надо через Захарова и Притульского, а сам увезет меня на Фрунзенскую в пустую квартиру и получит наконец то, о чем возмечтал со вчерашнего дня! Вот его игра! Ах ты, козел!
Я медленно, но решительно вызволила свою руку из-под его ладони и подняла на него холодные глаза:
— Извините, но я про это вообще ничего не знаю.
— Ах, даже так!.. — Он нервно замял сигарету в пепельнице. — Что ж… видит Бог, Аня, у меня больше нет времени, но я… Я хотел для вас лучшего. Может быть, я вчера был не прав, но теперь… — Он вдруг показал мне глазами на телефон, и я поняла его: нас слушают. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Очень часто, когда вы ведете допрос, ваш начальник все слышит в своем кабинете, оценивает со стороны и звонит вам прямо в ходе допроса, и дает советы, как повернуть дело, какие еще задавать вопросы.
Но кто же слушает нас сейчас? Захаров и Притульский? Или кто-то совсем иной? Или этот Белоконь просто берет меня на понт по третьему и четвертому приемам дознания: создание напряжения со стремлением «поговорить по душам»?