Замысловский: Значит, «лучшего из гоев убей, самой красивой змее размозжи мозг или голову». Не находите ли вы, что это сочетание противоречит тому толкованию, которое вы даете? Ведь со змеями войны не бывает, их надо уничтожать?
Троицкий: Змея опасна в смысле врага.
Замысловский: Но это враг постоянный, с ним нет периодов войны или мира?
Троицкий: Тем не менее это послужило историческим поводом для этого выражения. Это место есть в толковании к книге Исход.
Замысловский: Так что вы признаете, что сочетание «лучшего из гоев убей, самой красивой змее размозжи мозг», что оно как будто стоит в противоречии с тем объяснением, которое вы давали, что убивать можно только во время войны, ибо змей надо уничтожать всегда.
Троицкий: Это лишь сравнение.
Замысловский: Перейдем к уголовным делам. Вы говорили, что евреи убивают христиан, что этого отрицать вы не можете, но что это вовсе не убийства ритуальные, а обычные. Но позвольте, значит, вы объединяете все убийства: скажем, какое-нибудь воровство, ограбление и убийство евреем христианина, скажем, еврей, участвовавший в революционной организации, убил бомбой или из «браунинга» христианина, вы все объединяете в одно целое с Саратовским делом и с Велижским делом?
Троицкий: Мне был поставлен вопрос: имеются ли данные, что это убийство вытекало из вероучения еврейской религии и совершено с религиозной целью. Я отвечал, что убийства совершались не потому, что еврейский ритуал требует совершения таких убийств, а потому, что и среди евреев существуют преступные типы, от которых отказывается сам еврейский закон. Они могут совершать эти убийства ради грабежа, воровства, иногда, может быть, с целью мщения, в состоянии ожесточения, гнева, допускаю, даже убийства с целью издеваться над религией христиан – я и это допускаю. Однако я должен сказать, что благочестивые евреи относятся с уважением к благочестию христиан, потому что для евреев страх Божий везде существует. Так вот, и относительно этого убийства я говорю, что это не было убийство с религиозной целью, потому что такого требования в еврейской религии нет.
Замысловский: Так что всякий благочестивый еврей от таких злодеев отстранится. А не известно ли нам, что в Саратовском деле было ходатайство от еврейского общества, от выдающихся еврейских деятелей о том, чтобы это дело совсем прекратить? Другими словами, еврейство не только не отстранялось от лиц, осужденных по Саратовскому делу на каторгу, но утверждало, что дела этих лиц есть дела всего еврейства?
Троицкий: Хотя я читал Саратовское дело, но не так внимательно, чтобы запомнить все детали. Я думаю, раз предъявлялось обвинение не просто в убийстве, а в убийстве по требованию еврейской религии, то это уже было обвинение не к отдельным личностям, а ко всей религии, и для меня вполне понятно, что еврейству нужно было заступиться за права своей религии. Если бы это было доказано, то не только этих двух преступников, а вообще всю нацию еврейскую надо было бы истребить как преступную. Так что для меня вполне вероятно, что еврейство встало на защиту.
Замысловский: А известно ли вам, что по Велижскому делу было выяснено, что был убит мальчик четырех лет от роду?
Троицкий: Известно.
Замысловский: Известно ли вам, что ему тоже был нанесен ряд колотых ран инструментом, похожим на гвоздь, у которого острый конец нарочно отломан, то есть колюще-режущим орудием?
Троицкий: Сейчас я этих деталей не помню.
Замысловский: Известно ли, что у него рот был завязан и, по удостоверению врача, он был «рассудительно замучен», как выразился врач? Это по Велижскому делу вам известно?
Троицкий: Нет, неизвестно.
Замысловский: Раз вам неизвестны такие детали, которые, по-моему, очень существенны, как же вы решаетесь говорить, что это убийство не ритуальное?
Председатель: Господин поверенный гражданского истца, входить в спор с экспертом не разрешается.
Замысловский: Тогда я иначе поставлю вопрос. Ввиду того, что теперь прочитаны такие детали, которые вам неизвестны, но которых вы не отрицаете, не перемените ли вы своего мнения о том, что, может быть, это убийство было ритуальное: кровь выточена, уколы нанесены?
Троицкий: Велижское дело произвело на меня такое впечатление, что там свидетелями были какие-то эксцентричные личности, разные распутные женщины и всякий сброд, так что следователю было невозможно добраться до истины. И в конце концов, ведь Государь Николай Павлович не утвердил приговора.
Замысловский: Обвинительного приговора – совершенно верно. Но я говорю не о свидетельских показаниях, а о том, в каком виде был труп. Вы, конечно, делаете разницу между трупом и теми, кто это сделал.
Троицкий: Относительно трупа факт представлялся, несомненно, в том виде, как его описывали судебный следователь и врач. Нужно было допытаться, где причина такого состояния трупа, и для этого явились свидетели, но эти свидетели оказались совершенно не удостоверяющими то, что убийство это было совершено евреями. Доказательств такого обвинения не было.
Замысловский: Вы нам говорили, что в отношении евреев есть разница между их словами и делами, так как Иисус Христос сказал, что слова, которые говорит фарисей, ничего худого не заключают в себе, вы должны следовать им, но не должны следовать их делам. Вам, как ученому, слова еврейства хорошо известны?
Троицкий: Известны.
Замысловский: А известны ли вам дела еврейства, то есть жили вы в местности, населенной евреями?
Председатель: Господин поверенный, вы говорите не по вопросу. Эксперт может отвечать только как ученый, на основании научных данных, а если он будет говорить, что жил между евреями, и будет высказывать свои впечатления, это уже не будет научная экспертиза.
Замысловский: Таким образом, сведения, которые получает эксперт не из ученых книг, а из того, что он вращается в еврейской среде и знакомится с ее нравами и обычаями, исключаются?
Председатель: Я только хотел устранить свидетельские показания.
Замысловский: Я хочу установить, что эксперт профессор Троицкий знает еврейство только по книгам, но не из жизни. Как ученый знает слова еврейства, а не знает дел еврейства. А он сам говорил, что слова их разнятся от дела.
Председатель: Господин поверенный, вы об этом можете сказать в своей речи.
Замысловский: Если вы устраняете этот вопрос, то я больше вопросов не имею.
Шмаков: Тогда мы поговорим о книгах. Вы ссылались на Франка, на Делича, а известны ли вам труды профессоров Геллани и Таубера?
Троицкий: Известны.
Шмаков: У Геллани, в книге «Ритуальные преступления у древних евреев», и в других, которые я назвал, приводится та же точка зрения, как у вас, или противоположная?