Подумать Касьянин об этом подумал, но мысль эта, в общем-то спасительная, не принесла ему утешения. Была усталость и гадливое чувство вины — начинала доходить до него истинная причина смерти Ухалова.
— Явился — не запылился! — заорала из темной комнаты Марина, едва услышав звук открываемой двери. И хотя в ее голосе слышалось явное облегчение, Касьянин не откликнулся. Заглянув в комнату, он убедился, что в простынях все еще ворочаются три бабы, время от времени хватая друг дружку то за письки, то за сиськи. После этого он прошел на кухню, налил из заветной, припрятанной бутылки полстакана водки, выпил легко и сразу как нечто прохладительное и, отодвинув рукой возникшую в дверях Марину, прошел к телефону.
Касьянин набрал номер, простой двузначный номер, прислушался.
— Что-нибудь случилось? — спросила Марина, стараясь, чтобы в голосе было и немного заботы, и в то же время достаточное количество насмешки.
— Да, — ответил Касьянин, продолжая вслушиваться в длинные безответные гудки.
— Что именно? Кому-то плохо? Кто-то умер? Повредил себе какую-нибудь конечность?
— Да, — ответил Касьянин, и в этот момент трубку где-то там, в дежурной части, наконец подняли. — На пустыре рядом с недостроенными домами лежит труп, — сказал Касьянин почти спокойно, почти бесстрастно, лишь тоном своим мстя Марине за ее насмешливость.
— Что? — вскричала она.
— Помолчи, пожалуйста, — бросил ей Касьянин и опять вернулся к разговору с дежурным. — Адрес? Улица Высоковольтная... Поворот дороги к лесу...
— Опять Высоковольтная? — удивился дежурный.
— Да.
— Когда обнаружен труп?
— Десять минут назад.
— Почему же не позвонили сразу?
— Потому что на пустыре нет телефонов.
— Кто говорит?
— Касьянин. Илья Николасвич Касьянин.
— А-а-а, — протянул дежурный с явным облегчением. — Узнал. Тот самый?
— Труп еще теплый, — сказал Касьянин. — Поторопитесь. А узнавать будете потом, когда убийц задержите.
— Их несколько?
— Двое.
— Вы их видели? — До свидания, — сказал Касьянин и положил трубку. Он прошел на кухню, снова потянулся к бутылке, но Марина решительно отняла ее и поставила подальше, на подоконник. — Я слушаю, — сказала она.
— Ухалов убит. Яшка тоже убит. Они лежат на пустыре.
— Так, — сказала Марина и, взяв из шкафчика пачку сигарет, закурила. — Так, — повторила она, присев к столу и подперев щеку рукой. — Ты хочешь сказать...
— Ничего не хочу сказать. И слышать тоже ничего не хочу.
— Понятно, водки хочешь.
— Да. Водки.
— Тебе нельзя. Сейчас приедет милиция, и если будешь пьян — это наведет их на разные мысли.
— Какие еще мысли? — вскинулся Касьянин.
— О том, что вы напились, поссорились и один пьяница убил другого пьяницу.
— Ухалов убит выстрелом из револьвера. А у меня нет револьвера.
— Куда же ты его дел?
— У меня никогда не было револьвера. Запомни это, заруби это себе на самых интимных местах — у меня никогда не было ничего огнестрельного.
— Хорошо. Усекла. Но ты мог его убить иначе...
— Получается, что я и свою собаку убил?
— Вот тут ты уже начал соображать... Смерть Яшки говорит в твою пользу.
Хотя...
— Что хотя?! — заорал Касьянин, не выдержав спокойного и до ужаса назидательного тона жены.
— Хотя может быть и иное толкование. — Марина выпустила изо рта дым, помолчала, стряхнула пепел и лишь после этого, прищурившись, посмотрела на мужа. — Ухалов убил твою собаку, а ты, не выдержав потери, убил его. Подобные происшествия не так уж и редки, ты сам писал о чем-то похожем.
— У Яшки перебит хребет.
— Бедный Яшка, — сказала Марина, и, кажется, за весь вечер это были единственные ее слова, в которых можно было уловить хоть какое-то чувство. — Значит, он не сразу подох.
— Он до сих пор подыхает. — Почему же ты не принес его домой?
— Нельзя нарушать картину убийства. Может на Яшке остались какие-нибудь следы, улики...
— Какой же ты, однако, рассудочный! — сказала Марина без гнева, без презрения, просто в ее голосе было изумление. Но обидеться Касьянин не успел, потому что тут же прозвучали слова Марины, которые заставили его похолодеть:
— Ну, хорошо, убили. Ухалова... А кого хотели убить?
— Не понял?
— Не лукавь, Илья... Ты все понял.
— Нет, не понял!
— Успокойся, Илья... Сейчас сюда придет милиция, ты будешь давать показания, каждое твое слово может быть истолковано против тебя... Как это постоянно говорится в импортных фильмах... Поэтому ты должен быть спокоен и уверен в себе.
— Я не убивал Ухалова.
— Этого никто не утверждает. Я спросила о другом...
— О чем же, господи! — простонал Касьянин.
— Я спросила о том, кого хотели убить. — Ты очень глупая баба.
— Я знаю. Но знаю и то, что некоторое время назад у тебя был револьвер. Он лежал вон в том ящике. Я же тебе как-то и давала его, когда ты отправлялся в опасную прогулку.
— Барабан крутила?
— Немного поигралась. Касьянин вдруг напрягся, вдруг что-то в нем забрезжило — не то понимание, не то опасение чего-то... Он взглянул на Марину, попытался собраться, понять, что коснулось его легким, почти неуловимым дыханием, какая истина, догадка.
— Вынимала патроны?
— Не бойся, я не взяла себе ни одного, — усмехнулась Марина. — Все снова вставила в гнезда.
Касьянин не нашел в себе силы произнести ни звука, лишь кивнул. Он все понял — Марина вынимала патроны, поигралась и снова вставила. Ухалов невиновен, он ничего не перепутал, он был надежным и аккуратным. Все устроила Марина, сволочная баба.
— О боже, — простонал Касьянин.
— Я еще не все сказала, — напомнила о себе Марина, пуская дым в потолок.
— Неужели еще что-то осталось?
— Через некоторое время револьвер исчез. Я подумала вначале, что ты переложил его в другое место. Обыскала всю квартиру...
— Представляю. Зачем?
— Когда на пустыре был убит тот бандитский авторитет, а тебя в это время не было дома... Я кинулась искать револьвер. Его нигде не было. Знаешь, какая мысль пришла мне в голову?
— Знаю... Ты очень умная баба.
— Надеюсь, ты хорошо его спрятал?
— Да.
— Я могу не бояться обыска?