Кто еще? Гектор Емельянович — странная неопознанная личность, нечто среднее между проходимцем и борцом за справедливость. Он весьма охотно вступал в схватки, отстаивая честь доверившегося ему человека, мог отстаивать и его материальные и матримониальные интересы. Есть такие, есть, их немало, но они затаились, не зная, каким своим качествам отдать предпочтение, и с грустью сознавая, что попали не в то время, в котором могли бы расцвести и утвердиться. И потихоньку что-то отстаивают, потихоньку мухлюют, не добиваясь выдающихся результатов ни там, ни там. Подворачивается лихой заработок — не откажутся рискнуть и поставить на карту все, включая собственную свободу, а понадобится срочно скрыться — скрываются. И выныривают в других краях, в другом качестве. Гектор Емельянович был вхож в дом к Брежневу Леониду Ильичу, и однажды даже приготовил тому обед из трех блюд, одно время числился тренером чемпиона мира по шашкам Анатолия Гантварга, но случались и проколы — есть города, куда он не может появиться без риска быть опознанным и, простите, пришибленным.
Мы можем относиться к таким людям по-разному, можем их презирать, стыдиться, по пьянке, случается, восхищаемся ими, но когда нас прижмет, когда за нами погоня, когда уж в спину дышат, а кто-то затвор взводит или бумагу о всесоюзном розыске подписывает, — к ним идем. Не прогонят, не захлопнут дверь перед носом, испугавшись правосудия. Наверно, и такие нужны для полной гармонии общества. Что делать, вступаем мы время от времени в конфликты и с самим собой, и с непосредственным начальством, вон Митька Шихин умудрился даже в ссоре с государством оказаться.
Чтобы уже закончить об этом, добавим, что к вечеру на участок ввалилась группа никому не известных молодых людей, голодных, веселых, нагловатых. Долгое время на них не обращали внимания, и они тоже словно бы никого не замечали, но каждый раз дружно усаживались за стол, пили вино, охотно присоединяясь к тостам, переговаривались о чем-то своем и вообще чувствовали себя раскованно, как и подобает современным молодым людям. Потом выяснилось, что Селена в некоей светской озаренности пригласила двух приятелей, предупредив, чтобы они не очень к ней льнули на даче, поскольку она будет с мужем. Однако приятели приехать не смогли и передали приглашение своим дружкам, заверив, что их ждут, что без них ничего не получится и если они не поедут, то всех здорово подведут. И те, прихватив уже своих знакомых, прибыли плотной группой.
* * *
Федуловы.
Вот о ком нора рассказать, о Федуловых, которые давно уже шастают по шихинскому саду, оглушая окрестности какими-то плотоядными воплями. Федулов-муж с впалой безволосой грудью, с крупными, но далеко не всеми зубами, разгуливал в женской кофточке и розовых рейтузах, что говорило о его неиссякаемом чувстве юмора, а то и таланте. В чем заключается талант Федулова, никто не знал, да он и сам вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. Когда Федулова-жена, толстая коротышка с длинными спутанными волосами, шла по дорожке, то казалось, что она не идет, а катится на маленьких пухлых колесиках. Автор не скрывает своего отрицательного к ним отношения, и если уж упоминает эту пару, то исключительно из чувства добросовестности, чтобы потом, когда Ошеверов вплотную займется установлением анонимщика, читатель не укорял бы — вот, дескать, мы подозревали, подозревали, а преступник-то, оказывается, и не упоминался, появился на последней странице с самой неожиданной стороны. Это явное нарушение законов жанра, решит образованный читатель, и будет, конечно, прав.
Неосторожно выйдя на дорожку, Шихин неожиданно оказался в прямой видимости Федуловой и сразу затосковал, что-то в нем заныло и напряглось. Коротышка тут же умудрилась так ловко стать рядом, что он ощутил и ее рыхлое бедро, локоть, жаркое, не очень свежее дыхание, а главное — желание говорить долго, с намеками, подмигиваниями и томными придыханиями.
— Митя, скажи мне, ну почему вы все такие унылые, скованные, почему не хотите расслабиться? — ухватив сквозь платье резинку трусов, она оттянула ее и с силой бросила, звонко щелкнув себя по животу. — Ну затеяли бы что-нибудь, разыграли бы кого-нибудь, баб чужих порасхватали... Ведь не старые еще мужики! Давайте жить весело!
— Не возражаю, — обронил Шихин. — Давайте. — Он в упор посмотрел на изнывающую от неутоленных желаний женщину и вдруг увидел ее какую-то космическую пустоту, аппетит, готовность есть, говорить, с кем угодно спать, и все начинать сначала. Федулова могла часами не вылезать из-за стола и поглощать неимоверное количество пищи, причем для нее не имело значения, какая это пища, вкусна ли, голодна ли сама Федулова.
— Слушай, Митя, — она ткнулась в него вздыбленной грудью, — давай моего дурака в бабу нарядим, а? Вот смеху будет! Мы тут загнемся от хохота!
— Да он уж нарядился... У Вали кофточку выпросил, где-то рейтузы нашел, в них и щеголяет. По-моему, они от прежних хозяек остались, старухи почему-то пренебрегли этими рейтузами.
— Да мои это панталоны, мои! — сипловатым смехом зашлась Федулова. — Вы там отвлеклись маленько, он их с меня и содрал! Думаю, чего ему надо, неужели наконец собрался обесчестить, — Федулова изогнулась в хохоте, и Шихин некоторое время вынужден был смотреть лишь на ее вздрагивающую спину. — А оказалось, ему панталоны нужны... А может, мы ему юбку найдем, парик какой-нибудь или пакли из стен надергаем, а? И сделаем невероятный начес, а? Как у Аллы Пугачевой, а?
— Да он, по-моему, и так всю жизнь в юбке ходит, — неосторожно заметил Шихин и, спохватившись, замолчал.
— Точно! — взвизгнула Федулова. — Я ему это всегда говорю, он не обижается, привык! Ему даже нравится! Но уйду я от него, уйду, ей-богу! До того надоел, до того опротивел... Хочешь, к тебе уйду?
— Соблазнительно, конечно, — промямлил Шихин. — Но как же нам быть с Федуловым, он может обидеться...
— А ты знаешь, что он затеял? — Федулова развернула Шихина в обратную сторону и повела к калитке. — Он хочет найти работу, где бы ему засчитывался подземный стаж или какие другие вредные условия, чтобы в пятьдесят лет выйти на пенсию. Представляешь?! Дурак, дурак, а хитрый! Но это же здорово, правда, Митя? У нас один мужик в институте, он помогает мне диссертацию делать, мы ему как раз полсотни отмечали, так он, скажу я тебе, ничего еще мужик! — она восхищенно покрутила головой. — И в глазах игрец, и ущипнуть может, и по заду шлепнет так, что внутри замирает все от какого-то предчувствия...
— И как предчувствие. Сбывается?
— Ишь ты какой! — Федулова шаловливо погрозила Шихину пухленьким пальчиком. — Но если между нами, — она потянула его за руку, чтоб он наклонился, — сбывается. Не всегда, не так часто, как хотелось бы, но... Ведь совместная работа обязывает к какому-то общению, правильно? Должно же быть у женщины чувство признательности, согласен? А там, где общие интересы, общая увлеченность... Там настоящие чувства, как ты думаешь?
— А зачем ему в пятьдесят на пенсию? — спросил Шихин, с трудом распрямляясь и высвобождая свое ухо от жаркого шепота Федуловой.
— Он хочет выйти на пенсию и заняться этим... творчеством...