– Здравствуйте вам, – говорю на всякий случай голосом слабым и подавленным виной, мне еще не известной.
– Садись, – ответствует Володя голосом, от которого по стеклу окна пробежала изморозь, как по лужам при первых ночных заморозках. – Как жизнь молодая?
– Протекает помаленьку, – ответствую я, невольно пряча «свой нестерпимо синий, свой нестеровский взор».
– Протекает или вытекает? – безжалостно уточняет Володя.
– Так вроде того, что как бы иногда, то так, то этак…
– Где бомжара?
– Метет, – бестолково отвечаю я, пытаясь смятенным своим умом понять происходящее. – В смысле подметает. Дворником он нынче работает. Вроде справляется. Жильцы довольны. Комната у него в полуподвале. Женщина завелась…
– Красивая?
– Как бы выразиться, чтобы тебя не огорчить… На первом месте у нее шаловливость. И… как ее… Молодость. Ну, и само собой, конечно…
Красота. Какая же молодость без красоты и шаловливости… А бомжара, он же это… По части женщин капризный… С кем попало не будет…
– Что не будет? – спрашивает Володя, и до меня доходит – оттаивает мужик, оттаивает.
– Жить.
– Сегодня у нас какой день?
– Среда.
– И через неделю будет среда, – проницательно замечает Володя. – Я внятно выражаюсь?
– Ты намекаешь на то, что будешь ждать меня с бомжарой?
– Почему буду? – удивляется Володя моей бестолковости. – Уже жду! – Он открывает дверцу тумбочки, вынимает початую бутылку коньяка и щедро наполняет две, достаточно емкие хрустальные рюмки, которые успела поставить на стол Валя, неизменная его соратница. – За твои творческие успехи! Привет бомжаре! – с подъемом произносит Володя, и я с облегчением перевожу дух – оттаял мужик. Слава тебе, господи!
Капитан Зайцев несколько раз прошел вдоль дома, всматриваясь в полуподвальные окна, и наконец в утренних сумерках рассмотрел слабое свечение в одном из них. Он вошел в подъезд, спустился на один пролет лестницы, нащупал в темноте дверь и постучал.
– Входите! Открыто! – тут же прозвучал женский голос.
Зайцев вошел. Первое, что он увидел – кровать в глубине комнаты, даже не кровать, это был раздвинутый диван. Натянув одеяло под самые глаза, на диване лежала женщина. Только ее глаза Зайцев и увидел.
– Вам, наверно, Ваня нужен? Он метет, – глухо, из-под одеяла, пояснила женщина.
– Метель метет, все замела дороги, и лишь от сердца к сердцу близок путь, – пробормотал Зайцев, устало присаживаясь на табуретку.
– Хотите – поищите его, он в соседнем дворе. Или подождите. Ему пора уже возвращаться. А я поваляюсь, ладно?
– Валяйтесь, – вздохнул Зайцев.
– Вы, наверно, Зайцев?
– Точно.
– Ваня много о вас рассказывал.
– Наверно, гадости всякие говорил?
– Всего понемножку, – бесхитростно ответила женщина и весело рассмеялась.
Ваня действительно вошел через несколько минут.
– О, капитан! – радостно закричал он. – Какое счастье!
– Какое там счастье, – простонал Зайцев. – Две ночи не спал.
– Все понял, – сказал Ваня и, содрав с головы вязаную шапочку, запустил ее в сторону дивана. – Рюмка водки тебе не помешает?
– А знаешь… Не откажусь.
– Наверно, что-нибудь случилось? – заботливо спросил Ваня.
– Ха! Ну, ты даешь! Что же я к тебе пришел спозаранку… Рассказать, что солнце встало?
– Неужто труп?! – ужаснулся Ваня.
Ничего не ответил ему Зайцев. Он лишь молча наблюдал, как молодая женщина с веселыми глазами, завернувшись в махровую простыню, быстрыми и точными движениями поставила на стол початую бутылку водки, как бы сами по себе возникли на столе три граненые рюмки, нарезанный соленый огурец и хлеб.
– Чем богаты, – сказала женщина.
– А выше ничего и не бывает, – тихо проговорил Зайцев. – Все остальное от лукавого.
– Ее зовут Настя, – стесняясь, сказал Ваня.
– Хорошее имя… – Зайцев поднял свою стопку. – Будем живы! Пока живы, – добавил он уже как бы самому себе.
А чуть позже, уже в машине, по дороге к месту происшествия, сидя рядом с бомжарой на заднем сиденье, Зайцев вкратце обрисовал суть случившегося.
– Значит так, Ваня, слушай внимательно и не говори потом, что ты не слышал… Сутки назад ограблен магазин электроники. Мобильные телефоны и прочая дребедень. Пару мешков добра унесли ребята. Выломали решетку на окне, проникли внутрь, а там сторож… Не так чтобы очень старый, но в годах мужичок…
– Убили? – догадался Ваня.
– Как у нас пишут в протоколах – тупым тяжелым предметом по голове. Этот предмет остался на месте преступления. Пожарная или противопожарная фомка увеличенных размеров. Нечто вроде лома с изогнутым, сплющенным концом.
– С собой принесли? – с сомнением спросил Ваня.
– Великовата она, чтоб по улицам с ней ходить. На месте нашли, в магазине. Знаешь, остались кое-где с прежних времен – бочка с песком, огнетушитель, лопата и вот фомка. Этой фомкой они его по темечку. Через окно и ушли.
– Все замки на месте?
– Замки не тронуты. Не было надобности. А потом, они все на сигнализации, их нельзя было трогать. Грамотно ребята сработали.
– За что же они охранника-то?
– Видимо, возник, помешал, к сигнализации рванулся… Об этом они расскажут, когда мы с тобой их задержим.
– Ха! – ответил Ваня и вскинул правую руку вверх и чуть назад – точь-в-точь, как это делали греческие боги, когда собирались на Олимпе посудачить о своих делах полюбовных да над людьми посмеяться.
– Машина поджидала?
– Не исключено. Скорее всего, была машина. Куда им среди ночи с мешками? Но никто машины не видел, вообще никто ничего не видел, не слышал, никто никого не подозревает.
– А почему ты все время о мешках говоришь? Все-таки их кто-то видел?
– Нет… В туалете лежала стопка мешков для мусора… Они оказались разбросанными… Видимо, из этой стопки они и взяли мешки…
– Не подготовились, значит, – заметил Ваня.
– Значит, не подготовились, – согласился Зайцев, но желваки дрогнули у него возле ушей, зацепило его невинное замечание бомжары.
– А почему? А потому, что на этот вечер у них, видимо, были другие намерения? Кто же идет на ограбление без мешков? Без мешков в таком деле никак нельзя… И фомкой опять же воспользовались пожарной, будто для них приготовленной…
– Видимо, – опять согласился Зайцев, и опять дрогнуло что-то возле ушей следователя.
– В магазине все прибрали, подмели, кровь смыли?