– Нет, Ваня… Никто ни к чему не притронулся. Все осталось, как было. Только труп увезли. Я приехал первым и все опечатал. Директор уж больно ломился в магазин, но я и его не пустил.
– И правильно, – одобрил бомжара. – Мало ли какие мысли могут у него в голове возникнуть… Директора они такие… Им только волю дай… В два счета облапошат… – Ваня продолжал бормотать, но никакого смысла в его бормотании Зайцев не уловил и задумался о своем – кого бы еще допросить, где бы еще отпечатки пальцев поискать, какие скупки на контроль поставить и прочие дела важные, необходимые, но, как он убедился за последние сутки, совершенно бесполезные. – Да, капитан, – спохватился Ваня, – а у охранника только на голове повреждение?
– Череп проломлен, все остальное у него в порядке.
– Это хорошо, – кивнул Ваня.
– Что ж тут хорошего?
– Хоронить проще, когда покойник без больших повреждений. Родным легче прощаться… Он давно охранником в этом магазине?
– Не знаю, – ответил Зайцев, помолчав – не хотелось ему признаваться в своих упущениях. – Но, похоже, вел себя достойно… Следы драки, перевернутые стулья, битые стекла… Да и кровь обнаружена… Не только его кровь…
– Надо же, – произнес Ваня несколько странные слова, поскольку непонятно было, восхищается ли он мужеством охранника или отмечает нерасторопность грабителей. – Ишь, ты, – добавил он, вскидывая правую руку вверх и чуть назад. И замолчал на всю оставшуюся дорогу.
Прибыв на место преступления, Зайцев легко выпрыгнул из машины, покряхтывая и постанывая выбрался на асфальт и бомжара. Некоторое время, задрав голову, он неотрывно смотрел в ясное синее небо, потом, привычно ссутулившись и загребая носками туфель внутрь, направился вслед за капитаном через центральный вход, через торговый зал в подсобные помещения. Внутри обесчещенный магазин представлял собой точно такую картину, какую описал Зайцев – распахнутые двери, разбитые витрины, затянутое какой-то холстиной выходящее во двор окно, из которого грабители и вывернули решетку.
– Вопросы есть? – спросил капитан.
– Ни единого, – ответил Ваня. – Да, просьба только… Покажи мне ту фомку, которой злодеи порешили бедного охранника.
– А фомку я изъял в качестве вещественного доказательства. Сейчас она в моем кабинете. Позже заедем ко мне, там и посмотришь на нее.
– А сечение у нее круглое? Квадратное?
– Это имеет значение? – усмехнулся капитан.
– Очень большое, – без улыбки ответил Ваня.
– Считай, что квадратное.
– Капитан… – Бомжара помолчал. – Это действительно имеет значение.
– При описании раны на голове охранника?
– Шуточки, да? Прибауточки? Часто телевизор смотришь, капитан, там без этого не могут. Вся страна уже ни о чем всерьез сказать не может – сплошь хохмочки да подковырочки. – И, не добавив больше ни слова, Ваня направился в торговый зал.
– Точно квадратное! – прокричал ему вслед капитан.
Не оборачиваясь, бомжара лишь поднял руку и повертел в воздухе растопыренной ладонью – дескать, услышал тебя. Отдернув в сторону холстину, он еще раз осмотрел развороченное окно, потрогал пальцами уцелевшую раму окна, провел рукой по изуродованной решетке, стоявшей тут же у стены, присмотрелся к мусорным ящикам за окном, вернул занавеску на место и поплелся в подсобку. Под ногами у него хрустели битые стекла.
– Свету бы добавить, – попросил он бредущего следом капитана. – Темновато.
Зайцев молча нырнул за какую-то дверь, и через минуту магазин озарился всеми лампочками, какие только были в наличии – в торговом зале, в коридорах подсобки, даже в туалете.
– Да будет свет! – хмыкнул бомжара и присел на корточки, рассматривая осколки стекла на полу. Были здесь плоские осколки от витрин, осколки с гранями – от стаканов, скругленные – от бутылок. Похоже, схватка была серьезная, в ход пошло все, что оказывалось под рукой. – Надо же, – время от времени озадаченно произносил бомжара. Больше Зайцев ничего от него не услышал и прошел в директорский кабинет – к телефону.
Через несколько минут в кабинет вошел и бомжара. Осмотрелся, прошел на цыпочках к холодильнику, заглянул внутрь, потом направился к креслу и затих там, стараясь не мешать – Зайцев разговаривал по телефону.
– Что скажешь? – спросил капитан, положив трубку.
– Хороший магазин. Ущерб невелик, восстановить будет нетрудно.
– Владелец, он же директор, говорит, что товару унесли много.
– Товар – дело наживное, – беспечно ответил бомжара. – Ты говорил, что он настойчиво в магазин стремился попасть… Знаешь почему? Хотел убедиться, что в холодильнике хоть что-нибудь осталось… – Бомжара вернулся к холодильнику и распахнул дверцу – вся она была уставлена бутылками с коньяком.
– Ни фига себе! – воскликнул Зайцев.
– Грабители-то простоватыми оказались! – усмехнулся бомжара, выбирая бутылку. – Самое ценное оставили нетронутым.
– Дверь в кабинете стальная, – пояснил капитан. – И в ту ночь была заперта. Они бы до утра ее вскрывали.
– Тогда директор опасался твоих оперов. – Ваня выбрал наконец бутылку с пятью звездочками и с горой Арарат на этикетке. Свинтив на ходу пробку, поставил бутылку на стол. Потом так же невозмутимо прошел к подоконнику и, взяв два фужера, поставил их рядом.
– Не понял? – сказал Зайцев.
– Сейчас поймешь, – и бомжара все с той же непоколебимой уверенностью наполнил фужеры коньяком.
– Ты что?! Здесь в каждом по сто пятьдесят грамм! – в ужасе воскликнул капитан.
– По сто семьдесят, – невозмутимо поправил его бомжара. И, аккуратно взяв фужер за ножку, чтобы звонче получился звук при чоканье, выпил, утер рот рукавом и вернулся к креслу. – Весы нужны, капитан.
– Какие?!
– Любые.
– Весы в магазине электроники, Ваня?!
– Капитан… Дай команду своим ребятам… Пусть поищут… Чего не бывает в нашей жизни, полной смертельной опасности и безрассудного риска.
– Боже! Как красиво ты стал выражаться!
– А я и стихи писал… В прошлой жизни.
– О чем, Ваня?!
– Как о чем… О любви. И опять начал писать… Настя говорит, что ей нравятся. Мои стихи, правда, без рифмы, но так тоже можно… Писал же Пушкин, и ничего, получалось…
– Тургенев, – тусклым голосом поправил Зайцев.
Нашли все-таки зайцевские ребята весы, в соседнем продуктовом магазине, правда, старые, с чашами, с гирьками, но бомжара не возражал. Он установил весы на прилавке, отрегулировал их так, чтобы утиные носики на обоих чашах замерли точно друг напротив друга.
Зайцев наблюдал за Ваней со смешанным чувством озадаченности и насмешки. Не выдержав его издевательства над здравым смыслом, он умчался в свое управление по какому-то чрезвычайно важному делу, а когда вернулся через час, застал картину не просто странную, а самую что ни на есть дурацкую. Установив на одной чаше весов гирьки, бомжара вторую чашу загрузил битым стеклом.