Когда известие о покушении появилось в вечернем приложении к газетам, народ столпился на Wilhelmsplatz и под окнами дома Бисмарков на Wilhelmstrasse; музыкальные ферейны исполнили для него серенаду, и он в первый раз сказал речь из окна своего дома.
Наутро мальчишки-разносчики газет бегали по улицам с криками:
— Демократ стрелял в Бисмарка и промазал!
— Рядом с киллером стоял священник!
— Рука Ватикана направляла руку стрелявшего!
Действительно, утром восьмого мая Бисмарку сообщили, что покушавшегося на него юношу зовут Фердинанд Блинд, он сын сбежавшего в Лондон радикального социалиста Карла Блинда, и на рассвете, в тюремной камере он покончил с собой, перерезав вены.
«Правда, одновременно появилась карикатура, — напишет впоследствии Бисмарк, — на которой покушение было изображено таким образом: черт перехватывает предназначавшиеся мне пули со словами: „Он принадлежит мне!“».
Берлин, конец июня 1866 г.
«16 лет тому назад я жил простым помещиком, когда, по воле короля, отправился в качестве прусского посланника на Франкфуртский сейм. Я был воспитан в благоговении к австрийской политике, но лишь немного нужно было времени, чтобы юношеские иллюзии касательно Австрии рассеялись, и я сделался ее отъявленным противником. Унижения моей родины, Германии, хитрая и вероломная политика, — все это не могло мне понравиться. Я не знал, что будущее призовет меня к настоящей роли; но с тех пор мной овладела мысль, к осуществлению которой я ныне стремлюсь — освободить Германию из-под австрийского гнета. В планах, которые я себе составил, вовсе нет речи о том, чтобы ниспровергать троны, отнять у одного его герцогство, у другого его небольшие владения.
Когда граф Платен-Гальмунд, ганноверский дипломат, 21 января 1866 года вел со мной в Берлине переговоры о браке ганноверской принцессы Фредерики с нашим юным принцем Альбрехтом, нам удалось добиться согласия наших дворов на этот брак, оставалось только устроить личное свидание между молодыми людьми и узнать, какое впечатление они произведут друг на друга.
Но уже в марте или в апреле в Ганновере под ничтожным предлогом был объявлен призыв резервистов. На мой официальный запрос о причинах вооружений Ганновера мне ответили, что, по экономическим соображениям, осенние маневры будут проведены весною. Это звучало почти насмешкой. В Вене слишком сильна стала вера в военное превосходство Австрии над Пруссией. Об этом свидетельствуют прокламации, которыми снабжены ранцы австрийских солдат, а также их новые мундиры, предназначенные для победного вступления в Берлин.
14 июня с. г., сразу после того, как Австрия потребовала у Союзного сейма объявления войны Пруссии, я беседовал в Берлине с кургессенским наследным принцем и посоветовал ему отправиться экстренным поездом в Кассель (к его отцу), чтобы обеспечить нейтралитет Гессенского курфюршества. Я доказывал ему, что гессенский престол стоит экстренного поезда; если он откажется соблюдать нейтралитет, а мы победим Австрию, то дни курфюршества будут сочтены. Принц прекратил беседу, сказав: „Мы с вами, вероятно, еще свидимся как-нибудь в этом мире, а 800 тысяч доброго австрийского войска тоже еще скажут свое слово“.
Наследный принц Аустенбургский также упустил благоприятный момент. При том распространилась версия, что это произошло по моей вине — будто бы я явился к принцу, но сказал ему, что меня ждет у подъезда экипаж и что я должен немедленно ехать в Биарриц. Это неуклюжий вымысел. Я никогда не был у принца на дому и никогда не упоминал при нем о Биаррице».
Как удивительно его судьба вьется вокруг этого Биаррица и возвращается к нему…
Из хроники исторических событий
8 апреля 1 866 года Пруссия и Италия подписали договор о взаимопомощи в случае войны.
20 апреля Австрия, напуганная этим договором, объявила мобилизацию своих войск.
Пользуясь этим, Бисмарк обвинил Австрию в нарушении конвенции Германского Союза и 10 июня направил германским государствам проект реформы Союза, которым предусматривалось исключение из него Австрии.
11 июня австрийский посол был отозван из Берлина.
14 июня по требованию Австрии сейм Германского Союза принял решение о немедленной мобилизации.
15 июня, едва только Австрия начала сосредоточение полков у своих границ, прусские войска под командованием генерала фон Мольтке приступили к оккупации земель, входящих в состав Германского Союза, — Ганновера, Саксонии и Гессена.
17 июня Австрия объявила Пруссии войну и австрийский император Франц-Иосиф выступил с «Обращением к своим верным подданным».
18 июня Пруссия и Италия объявили войну Австрии.
Берлин, 29 июня 1866 г.
Никогда еще война не начиналась при столь неблагоприятном настроении страны. Со всех концов Пруссии сыпались адресы, протестовавшие против «братоубийственной» войны с Австрией. Имя Бисмарка предавалось проклятиям. И он, который шестнадцать с лишним лет мечтал освободить Германию от австрийского гнета, сознавал теперь, что нет другого исхода, как победить или умереть. «В этой игре я ставлю свою голову, но я пойду до конца, даже если мне придется положить ее на плаху! Ни Пруссия, ни Германия не могут оставаться какими были, а для того, чтобы им стать такими, как надо, остается один путь».
Два фактора могли погубить задуманное им — вмешательство в войну Франции или вмешательство России. Но Луи-Наполеон слишком хитер, чтобы сразу выступить против Пруссии со своим малочисленным (всего 60 тысяч солдат) войском на южных границах Пруссии. Нет, он будет ждать первых прусских поражений, и только после них…
А Россия… «В бытность мою посланником в Петербурге, я в первой половине июня 1859 года на короткое время съездил в Москву. При этом посещении древней столицы, совпавшем с франко-итальянско-австрийской войной, я получил возможность убедиться, как велика ненависть русских к Австрии. В то время как московский губернатор князь Долгорукий водил меня по библиотеке, я увидел на груди одного служителя в числе многих военных орденов также и Железный крест. На мой вопрос, по какому случаю он получил его, служитель ответил: „За битву при Кульме возле Парижа“. После этой битвы Фридрих-Вильгельм III приказал раздать русским солдатам довольно большое число Железных крестов несколько измененного образца, который был назван Кульмским крестом. Я поздравил старого солдата с тем, что у него и через сорок шесть лет такой бодрый вид, и услыхал в ответ, что он и сейчас пошел бы на войну, лишь бы позволил государь. Я спросил его, с кем бы он пошел — с Италией или Австрией, на что он, вытянувшись в струнку, с энтузиазмом заявил: „Всегда против Австрии“. Я заметил, что при Кульме Австрия была другом России и Пруссии, а Италия, союзница Наполеона, — нашим врагом, на что он, стоя все так же навытяжку, сказал громко и отчетливо, как русские солдаты говорят с офицерами: „Честный враг лучше неверного друга“. Этот невозмутимый ответ привел князя Долгорукого в такой восторг, что не успел я оглянуться, как генерал и унтер-офицер заключили друг друга в объятия и горячо облобызались. Таково было в ту пору противоавстрийское настроение среди русских — от генерала до унтер-офицера».