– Я одна хочу ехать, папа.
Он отстранился, посмотрел ей в глаза:
– И шо ж тебя круговертит, Анна? Как меня…
В ресторане «Армения» в глубине зала стол был покрыт крахмальной скатертью, а на столе – бутылка ледяного «Твиши», сациви, лобио, зеленый салат и, конечно, свежайшая форель. Гольский, как человек светский, не хватает быка за рога и не требует от Анны ответа, будет она стукачкой или нет. А подходит к этой теме издали, не спеша и даже с юмором.
– …Сначала он думал нас на арапа взять. Мол, я вам такие условия поставлю – вы от меня сами отвяжетесь. И знаете какие условия? Ахнете! Открытый бюджет – раз. То есть сколько будет стоить фильм, столько и будет. Но мы сказали: хорошо, принято, на фильм о Ленине мы денег считать не будем. Нужно миллион – значит, миллион. Пять миллионов – так пять миллионов! Лишь бы был шедевр мирового класса. Тогда он второе условие: Ленина будет играть Род Стайгер. Американский актер, знаете? Ну, это, конечно, нахальство! Что у нас – своих актеров нет? Чем ему Банионис плох? Или Губенко? Но ладно. Мы посовещались и решили – черт с ним! Хотя этому Стайгеру нужно валютой платить, но, с другой стороны, если такая звезда будет Ленина играть – первый приз в Каннах уже обеспечен. Тогда он третье условие: сценарий пишет какой-то Болт. Кто такой Болт? У нас по Ленину полно специалистов – Шатров, например. Нет, только Болт, англичанин. Хорошо, на тебе Болта, еще миллион валютой, тогда он четвертое условие: Крупскую будет играть Чурикова, а Инессу Арманд – какая-то американская звезда, Дайна Китон. Ну? Не наглец, а? Но ладно, съели и это, утвердили. Чего он, конечно, не ожидал. И тогда он последнее условие: отпустить в эмиграцию его тестя, артиста Герцианова. Но к этому мы как раз были готовы: если, говорим, он себе ампулу зашьет от алкоголизма, пожалуйста, пусть едет. А алкашей мы не можем за рубеж выпускать, позориться. Ну? И деться ему некуда, верно? Все условия приняты, даже тестя отпускаем. И что он тогда делает, как вы думаете, Аня?
Анна пожала плечами. Какое ей дело до режиссера Кольцова?
– И не угадаете! В запой уходит! Можете себе представить? Сначала с этим Герциановым упивается так, что оба в вытрезвитель попадают. Да еще его тестек какой-то сионистский спектакль устраивает в пивном баре. А потом Кольцов уже сам по себе каждый день вусмерть пьет во всех публичных местах – в Доме кино, в ВТО. Демонстративно! Понимаете? Мол, как вы можете мне, алкашу, доверить фильм о Ленине? И действительно, как? А вот режиссер Авербах или, скажем, Аранович – они непьющие. И выходит, мы опять возвращаемся к той же теме, Анечка. Кому из евреев мы можем доверять? В науке, в искусстве. Вы, я надеюсь, подумали над моей просьбой?
– К сожалению, я была занята всю неделю.
– Аня! Ну зачем вы со мной так? – Гольский, как показалось Анне, даже искренне обиделся. – Со мной не надо в кошки-мышки играть. Тем более что я-то про вас уже все знаю. Ну, а если не все, то главное. Во-первых, вы деловая женщина. А во-вторых, адвокат с мгновенной реакцией. А при таких данных максимум времени, которое вам нужно было для решения, – одна ночь. Могу поспорить, что еще неделю назад, к утру, у вас готов был ответ. А? – И Гольский долил в бокал холодного вина. – Я прав?
Анна усмехнулась:
– И да, и нет.
– Расшифруйте, пожалуйста.
«Нет, чего-чего, а этого ты от меня не дождешься, – подумала Анна. – Конечно, решение было принято к утру, а точнее – еще раньше, на площади Пушкина. Но ОТВЕТ – нет, ответ я нашла для тебя только позавчера».
– А про какие новости вы мне сказали по телефону?
Теперь усмехнулся Гольский:
– Вас не переиграешь. Громыко бы таких, как вы, в помощники. Ладно, так и быть! Хотя это и против моих правил – начинать с козырной карты, но ради вас, Анна Евгеньевна… Значит, слушайте. Когда я прошлый раз упомянул в нашем разговоре мистера Раппопорта, то вы, конечно, решили, что я вас пугаю, правда? Ну, или шантажирую. Только честно – да или нет?
– Да, – сказала Анна.
– Спасибо. За откровенность, я имею в виду. Но вы ошиблись, дорогая моя. На самом деле это не был шантаж. А совсем другое. Только держитесь за стул, а то упадете от удивления. Итак!… – Гольский по-театральному сыграл голосом: – Если вы, Анна Евгеньевна Сигал, сейчас, вот здесь, не сходя с этого места, согласитесь со мной сотрудничать, то Максим Раппопорт будет сидеть с вами здесь же, в этом же ресторане, не позднее чем через месяц! – И, глядя на изменившееся лицо Анны, добавил торжествующе: – Вот какие новости я имел в виду!
– Вы… вы… вы его арестовали? – почти беззвучно произнесла Анна, и жуткие картины похищения Максима из Америки агентами мстительного КГБ пронеслись у нее в голове.
– Господи! Что за фантазии! Окститесь, Аня! – всплеснул Гольский руками. – Черт возьми, вот что такое любящая русская женщина! Первым делом боится, что возлюбленный арестован!
– Это не женщина такая, Роман Михайлович, – тихо сказала Анна. – Это у нас страна такая.
Изумленный ее дерзостью, он посмотрел ей в глаза. Но встретил такую твердость, что не выдержал и отвел свой взгляд. И пробормотал:
– Гм… Да… Может, вы правы…
А Анна подумала, что после вчерашней встречи с отцом самое невероятное уже стало реальностью. Однако, как ни странно, особого потрясения от сообщения отца она не испытала. Может, потому, что ничего это в ее жизни не меняло – мама умерла еще шесть лет назад, и тогда же отец сам от нее, от Анны, отстранился. Просто со вчерашнего дня обширней и глуше стала пустота вокруг и сильней потянуло к сыну. Ведь отец запил не потому, что она оказалась неродной дочерью, а потому, что, оказывается, он не свершил что-то важное в жизни – не родил своего ребенка. А она – как она могла отпустить своего сына? А до этого отдать Антона отцу? Идиотка! Стоп, о чем он говорит, этот Гольский?
– …Что касается мистера Раппопорта, то, конечно, нужно признать: тогда, три года назад, он нас переиграл. Но как говорится, кто старое помянет – тому глаз вон, правильно? А еще точнее, не пойман – не вор. – Гольский благодушно улыбнулся. – Две недели назад господин Максим Раппопорт, гражданин США, обратился в наше посольство в Вашингтоне с просьбой выдать ему гостевую визу сроком на десять дней. Но, как вы понимаете, мы никому из эмигрантов такие визы не даем. Ведь неудачники сюда не едут, у них на такие поездки и денег нет. А те, кто там пробился, – зачем они нам? Каждый их приезд толкнет к отъезду еще сотню. Так что, если бы дело мистера Раппопорта совершенно случайно не попало ко мне на стол, он бы автоматически получил отказ еще неделю назад. Но теперь все зависит от вас, дорогая.
Гольский поднял бокал и отпил несколько глотков, не спуская с Анны торжествующих глаз и давая этим понять, что – все, ты у меня в кулаке, милашка.
«АХ – ТЫ – ЕТТИ – ТВОЮ – В – ДУШУ – МАТЬ! – чуть не вслух выматерилась Анна. – Так вот ты мне какую ловушку подстроил? Ну что ж, держись, падла!»
– Милый Роман Михайлович… – Теперь был ее ход, и теперь она отпила вино из своего бокала. – Должна вам признаться, что я тоже готовилась к нашей встрече. И так же, как вы совершенно случайно обнаружили, что можете помочь мне встретить мистера Раппопорта, так и я совершенно случайно обнаружила, что могу быть полезна вам. Не вашей организации, а вам, лично. Понимаете?