Любожид | Страница: 84

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

А к этому времени подоспел и израильский вызов, заказанный через московскую знакомую Анну Сигал.

Верный своей манере выверять каждый шаг с прикидкой на психологию эстонского «Степняка», Василий Степняк, исправно работая экспедитором, выждал еще три месяца и только в начале августа отправил Фаину со всеми документами в Таллин, в ОВИР. Сам он в этот ОВИР не поехал. «Зачем мне с моей русской будкой там маячить? – сказал он Фаине. – Я ж этих милицейских жлобов по себе знаю. Увидят мои усы и сразу настрополятся – че это кацап в Израиль едет, кто такой? Нет, душа моя, ты уж сама дуй по всем инстанциям, в общем потоке, как чистокровная Шварц».

28 сентября – то есть меньше чем через два месяца! – они получили разрешение на эмиграцию. Васыль Степняк обыграл Систему.

И также тихо, в общем потоке, они бы 20 октября улетели в Вену, если бы не эта неожиданная глупость в грузовой таможне. И надо же было ему уступить Фаине и связаться с этим мудацким грузовым багажом! Как будто в Америке нет утюгов и кухонной мебели! Ведь хотел же он ехать налегке, даже книги свои был готов бросить к чертовой матери! Ну кому на фиг нужен в США советский Уголовный кодекс?!.

Терзая себя этими мыслями, Степняк стоял в тамбуре поезда «Москва – Львов» и, глядя на сиротские колхозные поля, прикрытые первым октябрьским снегом, курил одну сигарету за другой. Какой порядок действий он бы наметил, если бы ему, Степняку, поручили расследовать самоубийство начальника грузовой таможни майора Ашидовой?

Первым делом он запросил бы эстонский ОВИР о сроке выездной визы Степняков, исчезнувших с места происшествия. Затем «Аэрофлот» – о наличии у этих Степняков билетов до Вены. После этого приказал бы вскрыть их багаж в связи с подозрением на попытку вывоза запрещенных предметов. И в этом багаже наткнулся бы на странную для колхозного экспедитора подборку литературы.

В этом месте мысли Степняка сбивались. Во-первых, он тут же начинал заново материть себя за то, что соблазнился взять с собой эти книги, а во-вторых, потому что точно помнил: среди этих книг есть две брошюры, изданные Краснодарским университетом. Конечно, когда ваш багаж идет в общем потоке, то проверяющий инспектор смотрит только на год публикации книги – и все. А где эта книга издана – в Москве или в Краснодаре, – ему до лампочки. Но если бы он, следователь Степняк, проверял теперь багаж некоего Степняка, сбежавшего с места самоубийства начальника таможни, то, не найдя в этом багаже ни алмазов, ни золота, он бы начал листать каждую книжку в этой странной библиотеке в надежде найти какое-нибудь письмо, записку или клочок бумаги, который позволил бы ему потянуть за ниточку.

Однако никаких клочков бумаги он, следователь Степняк, не нашел бы. Потому что тот Степняк, который уезжал, тоже не дурак – он перед упаковкой книг вытряс из них все бумажки, записки и даже закладки. Чтобы не задерживать внимание таможенного инспектора.

Но вот, не найдя в книжках ничего интересного, обратил бы он внимание на то, что две брошюры – «Пособие по применению советского права» и «Практика советского суда в сельских условиях» – изданы юридической кафедрой Краснодарского университета? Или он не заметил бы этих брошюр?

И как ни крутил Степняк в голове эту ситуацию, он понимал, что он, следователь Степняк, не заметить этих брошюр не мог. Но отсюда сразу следовал телефонный звонок в Краснодарский университет насчет «не было ли у вас студента по фамилии Степняк Василий Викторович и куда он был направлен на работу после окончания вуза?». И все, дорогой Васыль Викторович, говорил себе Степняк, вы накрылись!

Тут, потея от страха, Степняк закуривал новую сигарету, потому что вторичным звонком в эстонский ОВИР он, следователь Степняк, тут же установил бы, что в трудовой книжке Степняка В. В. нет записей об учебе в Краснодарском университете и работе в уголовном розыске. И тогда он, следователь Степняк, лично, сам поехал бы 20 октября и Шереметьевский аэропорт – на случай, если эти Степняки рискнут воспользоваться своими авиабилетами. А одновременно подал бы в Прокуратуру СССР заявку-требование на всесоюзный розыск супругов Василия и Фаины Степняков «в связи с их исчезновением с места гибели майора Ашидовой, начальника московской грузовой таможни».

И все, на этом ловушка закрывалась. В железном занавесе советских границ уже не осталось бы щели для Василя Степняка и его жены Фаины. Вместо Вены, Рима и других незнакомых, но прекрасных городов Европы и Америки его, Василя Степняка, ждали бы такие знакомые статьи Уголовного кодекса РСФСР, как «Подделка документов», «Попытка нелегального перехода границы» или даже «Измена Родине», по которой Эдуард Кузнецов и Анатолий Щаранский получили «на полную катушку» и совсем в другой от Запада стороне…


Вопрос, который решал теперь Степняк, стоя в тамбуре поезда «Москва – Львов», был прост: какой форой времени обладает он, беглец Степняк, по отношению к тому московскому «Степняку», который ведет расследование самоубийства Ашидовой.

И по всему выходило – не больше суток!

Конечно, если дело ведет какой-нибудь мудак, то эта фора может быть равна и трем дням – до отлета самолета рейса номер 208 из Шереметьевского аэропорта, при посадке в который 20 октября недочтутся пассажиров по фамилии Степняк. Тут даже полный идиот-следователь заскребет в затылке…

Но на мудаков Степняк ориентироваться не мог. И положил себе срок: в течение суток покинуть Советскую Империю.

Глава 18 36 часов до отъезда

Антисемитизм всегда становится страстью, такова уже природа иудаизма, как в притяжении, так и в отталкивании… Само существование Израиля в качестве подлинной «оси» истории, его самосохранение в веках, когда разрушение постигало царства, истреблялись и уничтожались народы, способно возбуждать национально-историческую ревность… (Таким образом) антисемитизм есть сублимированная зависть к еврейству и соревнование с ним, притом не в положительных, но отрицательных его чертах, влеченье – род недуга. Такая психопатическая влюбленность, которая делает его центром дум и дел, имеет характер навязчивой идеи, проистекает из этой сосредоточенности мысли на одном еврействе, именно в зависти и проистекающей отсюда враждебности к нему.

Протоиерей Сергий Булгаков

Как понимает проницательный читатель, который всегда старается предугадать фабулу романа, но очень разочаровывается, если автор подтвердит его догадку, наше повествование приближается к тому, с чего мы начали, – к поезду «Москва – Вена – Париж», который должен покинуть столицу Советской Империи в октябрьскую ночь 1978 года со второй платформы Белорусского вокзала. И как совершенно правильно догадался читатель еще на первых страницах, автор имел тайный, но легко опознаваемый замысел – свести в этом поезде всех евреев, которые так или иначе угодили в герои этой книги.

Но либо автор бездарен, либо евреи – народ неуправляемый даже в романах.

Вместо того чтобы наслаждаться жизнью и «гулять по буфету», Вениамин Брускин, авантюрист и «спаситель нации», улетел в Вену самолетом. Артист Герцианов, не имеющий доступа ни к какой секретности, кроме своих воспоминаний о встрече с полковником Брежневым на фронте, получил очередной отказ. Василий Степняк, который даже и не еврей вовсе, а только женат на еврейке, бежал со своей Фаиной из Москвы утренним поездом «Москва – Львов». Молодой бакинский отказник Карбовский с матерью, сестрой и ее романтичным влюбленным Мурадом проехали в Брест, минуя Москву – через Адлер и Николаев. А Лев Рубинчик, замахнувшийся написать еврейский «Архипелаг», вообще уже вторые сутки не появляется дома.