Засмеялась и отошла от меня, так ничего и не сказав.
Мы выступили. Еще до отхода произошла короткая стычка Льва Михайловича с Вадюниным. На наших повозках были укреплены брезентовые фургоны для защиты от дождя, а Сокольский приказал их снять, чтобы красные не начали садить по ним из пушек, потому что они в степи издалека видны. Вадюнин возмутился: а вдруг дождь, раненые промокнут, да и теплее под брезентом!
Сокольский холодно ответил:
— Да уж лучше замерзнуть, чем под обстрел попасть. Все, мои приказы не обсуждаются!
И ушел. Вадюнин холодно посмотрел ему вслед, а Малгожата захихикала.
Между прочим, Сокольский оказался прав, потому что однажды мы стояли в перелеске во время боя, затаившись, с тремя двуколками раненых, и вдруг вдали на рельсах показался красный броневик, который на всех парах шел к центру боя. Мы дышать перестали, нас не заметили. А были бы фургоны? Конечно, перебили бы всех.
А погода, между прочим, стояла прекрасная всю неделю, что мы пробыли в походе, ни капли дождя не упало.
Но это я забегаю вперед.
* * *
— Нет, нет, мсьедам, вы почти все продолжаете делать фирулет! Я же хочу увидеть мулинет! Конечно, фирулет — более выразительная фигура, более протяженная эмоционально и зрительно: партнерша делает четыре хиро на 90 градусов, в то время как при мулинет — два по сто восемьдесят. Но фирулет мы уже отработали, фактически мы делали его в правом повороте, где он заканчивается очо кортадо. А сейчас мне нужен мулинет, чтобы вы как следует порепетировали не только крузадос и хирос, но также и адорно, а именно — энтрадос и карисьяс.
— Очо кортадо — прерванная восьмерка или прерванный поворот по кругу, — пробормотал Мишель. — А сейчас maman хочет, чтобы мы отработали не только закрещивания и повороты, но и украшательства, а именно входы и ласки.
Это он для Алены старался, конечно. У нее все еще голова шла кругом не только от беспрестанных хирос, стало быть, поворотов, но и от испанской терминологии, которой так и сыпала мадам Вите, не слишком-то заботясь о переводе на французский. Однако здесь и впрямь собрались люди, поднаторевшие в аргентинском танго и с полуслова ее понимающие. А Алена, если бы не Мишель, который знал, конечно, всю терминологию и оказался поразительно сильным и умелым партнером, вообще не смогла бы танцевать, особенно учитывая каблуки, а главное, соседство Руслана и Селин. Вроде бы они совершенно не обращали на Алену внимания, были заняты только друг другом и танцем (кстати, двигались они довольно неуклюже, Селин то и дело норовила отклячить зад, так что мадам, которая очень следила за стойкой, звонко шлепала ее по попе.., пару раз, впрочем, досталось и Алене, да и некоторым другим дамам перепадало!), однако Алене стоило больших трудов избавиться от паники, в которую ее повергла внезапная встреча с неприятной парочкой.
— Кто эти двое? — спросила она у Мишеля, пока мадам Вите (она оказалась такая же рыжая, как ее сын, но маленькая и тоненькая, словно девочка) звонким голосом делала что-то вроде вступительного доклада, состоящего из прелестных афоризмов и рассуждений:
— Поэт Энрике Сантос Диссеполо, писавший стихи и музыку танго, сказал однажды: «Танго — это грусть, заставляющая танцевать». Почти в одно время с ним парижский кардинал Аметт заявил: «Человек, считающий себя христианином, не может принимать участия в этом безобразии». Римский папа Бенедикт XI утверждал: «Этот грубый, непристойный танец оскорбляет семью и общество!», а кайзер Вильгельм просто-напросто издал приказ, запрещающий офицерам германской армии танцевать «похотливый и возмутительный танец», если на них надет мундир. Сейчас у нас урок, мы прежде всего отрабатываем движения и заботимся не о взаимных симпатиях и антипатиях, а только о технике. Но на милонге вы должны будете помнить, что танго — не просто шаги, а прежде всего — настроение. Это, конечно, танец для взрослых людей с эмоциональным опытом. Ведь танго обостряет наши чувства, создает эмоциональную близость с другим человеком. Танцуя танго, мужчина чувствует себя мужчиной, а женщина — женщиной, танец — разговор между ними. В танго между мужчиной и женщиной происходит гораздо больше, чем видно снаружи. Можно танцевать с тем, кого ты раньше никогда не видел, и полностью понимать друг друга. Конечно, каждый чувствует танго по-своему, у каждого из нас оно «свое», но, как говорят в Аргентине, «Esto es Tango», танго — это танго.
Все зааплодировали, мадам Вите направилась к огромному музыкальному центру, чтобы поставить диск, и Алена заметила, что Руслан смотрит на нее со странным выражением, как человек, который пытается что-то вспомнить, но не может. У нее просто мороз по коже прошел!
— Кто эти люди? — повторила она.
Мишель наконец услышал вопрос, обернулся — и широко улыбнулся Руслану, а потом помахал Селин.
— О, это социологи, — весело сказал он Алене, — Чуть ли не единственные нормальные ребята из приятелей мадам Зерван. У Селин с ней какое-то очень дальнее родство. У мадам никого нет, кроме старенькой maman, но они не в ладах, бабуля тут вообще не появляется, поэтому мадам Зерван очень любит Селин и постоянно приглашает ее к себе. А Руслан — друг Селин, ее парень, поэтому они часто здесь бывают и, если могут, норовят прийти к нам и потанцевать. Они стараются не пропускать уроков танго, правда, они оба безнадежны, совершенно безнадежны как танцоры.
— Я тоже безнадежна, — пробормотала Алена.
— Вовсе нет! — пылко уверил Мишель. — Вы отлично чувствуете партнера и легко ведетесь, правда, иногда вас заносит в самостоятельность, а в танго ведет партнер, именно партнер, иначе будет невозможно танцевать. Понятно?
— Понятно, — со вздохом кивнула наша героиня, эмансипированность которой вообще была чрезмерно развита и касалась не только танцев. — А.., слушай, ты уверен, что они социологи? Они где работают?
— Ну, этого я не знаю, — пожал плечами Мишель. — Наверное, в каком-нибудь научном центре, где занимаются социальной психологией. Они готовят какую-то совместную работу насчет современных религиозных организаций. Что-то такое рассказывали, да я забыл. Вроде бы они ходят, раздают людям листовки разных сект, а сами исследуют их реакцию. Кажется, так.
Боже ты мой, как все просто! То-то Руслан и Селин так внимательно пялились на Алену там, около Сакре-Кер, — они исследовали ее реакцию, оказывается. А она напридумывала страхов…
И все равно ей было не по себе, она чувствовала присутствие неприятной пары кожей, и это изрядно отравляло ей удовольствие от урока.