— Ну как? — спросила она.

Цой не ответил.

Она удивленно повернулась к нему. Но он сидел отвернувшись.

— В чем дело? Почему вы отвернулись?

— Не мешай, я занят.

— Занят? Чем?

— Помолчи. Отключись!

Она обиженно отвернулась. И лежала так, наверно, с минуту, когда он взял ее за руку.

— Извини, — сказал его голос. — Я путешествовал по твоему Крыму. Это очень серьезно.

В его интонации было столько пугающей глубины, что она невольно перешла на ты:

— Серьезно? Что ты имеешь в виду?

— Я был в его прошлом и будущем.

— И?

Цой смотрел на нее в упор, но глаза его были уже непроницаемы, как два черных щита. Он не пускал ее в свои мысли.

— Почему вы молчите? — сказала она снова на вы. — Что вы увидели?

Он молчал. Ей показалось, что она догадалась.

— Меня и… Мирзу? Да?

— Нет. Ну, то есть да, и это тоже. — Он пренебрежительно поморщился. — Но это не важно.

— А что важно? Скажите! Что Крым — эрогенная зона земли? Да?

— Важно, что ты станешь матерью десяти тысяч детей.

— Вы сошли с ума? Я уже и одного не рожу — мне сорок семь! Ох, у меня опять жжет все плечи и голову!

— Извини, это моя вина. Я отключился. Сейчас…

И она тут же ощутила, как боль стала уходить, размякать, растворяться. Она захотела продолжить их мысленный разговор, но Цой опередил ее:

— Все! На эту тему — ни слова! Я вообще не имел права сказать тебе о будущем. Я буду наказан.

— Наказан? Кем? Ведь нас никто не слышит!

Он тяжело вздохнул и не ответил. Она больше не слышала его голоса и даже не видела его глаз. Она спала.

А утром, когда Акопян разбудил ее, ворвавшись в комнату в сопровождении двух московских врачей, она с изумлением провела ладонью по своей голове и плечам: где та сплошная рана, которая была вчера? Она не видела своей головы, но видела плечи: они были покрыты тонкой и свежей кожей, розовой, как у новорожденной.

Врачи возмущенно посмотрели на Акопяна:

— Зачем вы нас вызвали?

А Цой устало поднялся со стула.

— А сс от, — сказал он Акопяну. — Я пойду спать. Я о сс ень устал.

37

Даже через два года, когда они стали любовниками, Цой отказывался вернуться к этой теме. Он научил ее многому — технике телепортации, паракинезу, медитации, управлению циркуляцией своей энергии по китайской системе «цигун» и даже ретроскопии — умению видеть прошлое. Но он отказывался учить ее видеть будущее. «Еще рано, ты не готова», — говорил он.

Конечно, она дразнила его — мысленно, в постели, прижавшись к нему всем телом:

— Как я смогу стать матерью десяти тысяч детей, если я не беременею? Мы живем уже год…

— Ты не беременеешь потому, что я не хочу отпускать тебя отсюда.

— Это эгоизм! Рожать они везут в Томск, на свободу.

— Здесь у нас больше свободы, чем там.

— Это зековская философия. На воле есть свобода борьбы с режимом.

— Этот режим победить нельзя, он рухнет сам.

— Но когда?! Через тыщу лет?

— Я не могу тебе сказать. Ты увидишь сама.

— Неужели я доживу?

— Не лови меня.

— Ты говорил, что слово помогает скрывать мысли. А ты их скрываешь без всяких слов!

Он молчал. Она заходила с другой стороны:

— Как может рухнуть этот режим, если мы делаем для него пси-оружие?

— Мы не делаем никакого оружия.

— Как — не делаем?! Мы участвуем в его создании!

— Я не участвую. И ты не участвуешь. Мы показываем им фокусы, и только. Мы не показываем им, как это делается.

— Ты не показываешь, я не показываю, но Шикалин! Но остальные!

— Русские говорят: бодливой корове Бог рогов не дает.

— Как — не дает? У Шикалина уже есть какой-то энерговод, я видела.

— Энерговод есть, а энергии нет. И не будет. Я слежу за этим.

– Ты?! Ты хочешь сказать, что… — Она даже мысленно оцепенела от мелькнувшей догадки.

Но он прочел ее и усмехнулся:

— Правильно. Не бойся, нас никто не слышит. Я тут с миссией. Этот режим не получит пси-оружие.

— Неужели ты… американский шпион?

— Глупости! Мы же не в кино. То, что я делаю здесь, кто-то делает и в Америке. Людям нельзя давать пси-оружие, и мы не дадим.

— Кто — мы? Корейцы?

— Мы — это я, ты и еще сотня посвященных, знающих .

— Я — посвященная? Во что? Кем?

— Сейчас, мною. Я вылечил тебя и учу тебя всему, что знаю, — как ты думаешь, зачем? Чтобы спать с тобой? Нет. У тебя та же миссия, что и у меня: не дать этому режиму пси-оружие. Сравни, что важнее: борьба за ваше возвращение в Крым или за то, чтобы не дать Кремлю психотронное оружие?

Это был настолько новый поворот всего, что она просто оторопела.

— Подожди… — соображала она как бы вслух, потому что он, конечно, слышал ее мысли. — Так вот почему Карина потеряла дар дальновидения?.. И у меня не получается читать «флапи» на расстоянии? И…

— Список очень большой, — усмехнулся его голос. — Не трать время.

— Но ты или даже сотня таких, как ты… вы не можете сдержать всех ученых во всем мире! Кто-то где-то все равно прорвется!

— Наверно. Но к этому времени сменится эра. Мир войдет в эру Водолея, и родится десять тысяч детей, владеющих телепатией. А они родят миллион, десять миллионов телепатов. И пси-оружие станет бессильным, ненужным, как каменные ядра десятого века.

— И эти десять тысяч телепатов рожу я, не так ли? — снова усмехнулась она.

— Мы договорились не вспоминать об этом. Иди ко мне!

— А это тоже часть посвящения ?

— Да!!

23 апреля 1988 года ее вызвал полковник Свиридов. В его кабинете сидели хмурый Шикалин и два незнакомца в штатском.

— Пятнадцать минут на сборы и — на самолет. Вы летите в Москву, — сказал ей Свиридов и кивнул на незнакомцев. — С ними.

— Зачем?

— Там скажут. Не теряйте время.

Она бросилась в рабочий корпус, но Шикалин сказал:

— Нет. Только в жилой корпус собрать личные вещи.

И пошел за ней в ее комнату.

«Цой!» — закричала она мысленно.