– Ты что? С ума сошел? Это же не «Аэрофлот», это «ПанАм», американцы! Поднимут скандал!
– У-у, сука! – прошипела Катунова, держа в руках пакет с деньгами.
Таня, не оглядываясь, продолжала подниматься. Это восхождение, казалось ей, длилось целую вечность. Сердце бешено колотилось. Никогда она не думала, что от каких-то жалких десяти ступенек будет зависеть вся ее жизнь! Боже мой, она снова бежит из России! И снова Россия, та Россия, которая снилась ей по ночам и не оставляла ее даже в самые счастливые минуты жизни, – эта Россия снова гонит ее!
В салоне Таня без сил упала в кресло рядом с Элизабет.
– Дамы и господа! Экипаж самолета «Боинг 707» компании «ПанАм» приветствует вас на борту… – прозвучал по радио родной американо-бостонский акцент стюардессы.
Громыхая самодельной деревянной тележкой-сиденьем для инвалидов, безногий Николай высоко заносил острый топор, подскакивал и изо всей силы обрушивал его на очередную толстую деревянную колоду или упрямый пень. Молодой, двадцатидвухлетний и, несмотря на мороз, голый до пояса, он рубил дрова с каким-то весело-остервенелым озорством, покрикивал при неудачном ударе, матерился, когда не мог сразу вытащить топор, застрявший в колоде, и вслух радовался, когда очередное полено разлеталось на части с первого удара. От его мощных, как у всех безногих, плеч валил пар, по широкому красному лицу катился пот, в волосах застряли свежие щепки. На левом плече его была такая же, как у Алексея, татуировка…
Стоя в дверях дома, Джуди наблюдала за ним уже давно, даже озябла в наброшенном на плечи чужом – жены Николая – кожухе-полушубке. Дом этой странной молодой пары стоял на краю деревни, но Алексей, уезжая в Москву, запретил Джуди не только показываться в деревне, но и выходить из дома, который и Николай, и его жена Лиза называли не домом, а избой – за столетний возраст. И только вечером, после захода солнца (вот как сейчас), Джуди выходила на заднее крыльцо подышать свежим воздухом – после захода солнца деревня Пешня сразу укладывалась спать, поскольку, кроме Лизы и безногого Николая, никакой молодежи в ней не было, а все хозяйство колхоза «Московские зори» составлял старый коровник, где Лиза работала дояркой. Летом старики-колхозники выращивали на своих огородах огурцы, а бабы собирали грибы в лесу, везли и то, и другое в Москву на рынок, тем круглый год и выживали – молоком, грибами да огурцами…
Наконец, какое-то полено отскочило прямо на крыльцо избы, к ногам Джуди, и Николай заметил ее.
– Ага! – тряхнул он курчавой головой. – Проснулась! Правильно, хватит подушку давить! К нам гости приехали.
– Какие гости?
– А наши с Лехой дружки армейские – Борис и Федора. Счас сабантуй устроим. Они за Лизкой на ферму поехали. Да ты не робей – ты уже в порядке! А ну, сними шапку. Ну, сними, сними! – прикрикнул он грозно, но шутя, конечно.
Джуди с неловкостью стащила шапку-ушанку. Два дня назад Лиза сняла с ее головы пластыри, и теперь голова обросла щетиной острых, колких волос.
– Ну, Жанна да Арк! – бодро сказал Николай и бесцеремонно подкатил прямо к ней – так, что его большая курчавая голова оказалась рядом с ее ногами. И, глядя на нее снизу вверх, усмехнулся: – А ты ничего! В порядке! Ножки ровненькие аж до трусов! – и расхохотался, увидев, что она смутилась. – Да ты не боись! Мы, инвалиды, хотя и озабочены по этому делу, но на баб своих друзей я не кидаюсь. А вот встретил бы я тебя до него! Я хоть и без ног, а свое мужское дело туго знаю. Потому Лизка от меня и не уходит! – он опять хохотнул. – Поняла?
Отжимаясь на руках деревянными колодками и громыхая тележкой, Николай взобрался на крыльцо и, проезжая мимо Джуди, нечаянно, но больно задел ее ногу. Лицо его враз потускнело, он грубо бросил:
– Чего губу прикусила? Больно? Так и говори! Чего нас, калек, жалеть? На свалку нас полагается, как мешок с говном! – и он зло прокатил с крыльца на кухню.
С улицы, из-за забора послышался шум подъезжающей машины, скрип тормозов, нетерпеливые автомобильные гудки за воротами. Николай стремглав выкатил из кухни, лихо пролетел на своей тележке над тремя ступеньками крыльца, грохнулся о замерзшую землю и покатил к воротам – открывать. Дико разукрашенный, словно вагон нью-йоркского сабвея, старенький «пикап» вкатил во двор. За рулем его сидел щуплый парень с худым лицом, запавшими щеками и с прямыми и длинными, почти до плеч, пепельными волосами. Когда он выпрыгнул из кабины, оказалось, что он одет в джинсы и огромный пиджак размеров на пять больше его роста. Из карманов этого пиджака торчали горлышки водочных бутылок. Одновременно с ним вышли из «пикапа» жена Николая Лиза – крупная, краснощекая, в телогрейке, валенках и шерстяном платке, и высокий темноволосый парень в солдатском бушлате и с нежным, словно девичьим лицом, которое, наверно, еще не знало бритвы. В левой руке у него была гитара, а правую он держал в кармане бушлата. Джуди показалось, что она уже видела где-то этих парней, но она не могла вспомнить где. «Ах, да! На фотографиях в комнате!» – вдруг осенило ее…
– Ну, вот и прибыли! Вот и прибыли! – закрыв ворота подкатил к ним обрадованно-суетливый Николай. – Ну, знакомься, Джудя! Еще два героя афганской войны! Это Борька-Борис по кличке «Артист» – наш полковой запевала и хохмач, – Николай показал на длинноволосого, щуплого блондинчика в несуразном пиджаке. – Наш старшина «Крыса» ему за его подначки восемнадцать зубов прикладом выбил. А это Федора. По паспорту он Федор, но мы его все «Федорой» кликали – за нежность девичью. Федора, подойди познакомься с девушкой Алехи! Не боись, она не кусается…
– Ну, ладно тебе… – тут же густо покраснел высокий, с нежным лицом парень в бушлате и осторожно вскинул на Джуди пушистые длинные ресницы. – Здравствуйте…
Джуди протянула ему руку, отчего Федор вдруг покраснел еще больше, неловко положил гитару на крыльцо и протянул Джуди левую руку:
– Федор…
Только теперь Джуди сообразила, что заправленный в карман правый рукав его бушлата пуст.
Через несколько минут гости сидели за столом – Борис «Артист» в свитере, а Федор в армейской гимнастерке без погон, за расстегнутым воротом была видна тонкая стальная цепочка. Лиза хлопотала на кухне – жарила картошку в огромной сковородке и одновременно успевала подавать на стол тарелки, стаканы, квашеную капусту, соленые огурцы собственного посола. Джуди хотела было помочь ей, но Николай властно дернул ее за руку и усадил за стол.
– Сиди! – приказал он. – Она сама справится! А ты с гостями поговори! Гости ж у нас, е-мое! Артисты-«металлисты»! Не понимаешь? Ты прямо как с другой планеты! Что, у вас в Прибалтике – «металлистов» нет? Тяжелый рок знаешь? Да ну тебя! Потом разберешься…
Все это время с момента появления гостей Николай возбужденно катался вокруг стола на своей тележке, громыхающей шарикоподшипниковыми колесиками по некрашеному деревянному полу, безостановочно говорил, подкатывал к печке, забрасывал в нее дрова, раздувал и без того уже гулкий огонь, снова возвращался к столу…